Странно — в родном городе принимать друзей в гостинице! Но последние пять лет (после того как ее таланты неумолимо привели к вершине — пожизненному ангажементу в Имперском театре Варшавы) у нее больше не было квартиры в Кракове.
— Странно, — сказала она. Богдану, никому, самой себе. Богдан нахмурился.
Раскат грома, подобный артиллерийской канонаде, когда они подъехали к отелю. Вопль, нет, просто крик: это бранится кучер.
Они поднялись по мраморной лестнице, покрытой ковром.
— Как ты, Марына?
— Все прекрасно. Это всего лишь выход на сцену.
— И мне предоставлена честь открыть для тебя дверь.
Теперь нахмурилась Марына.
Богдан отворил дверь (в ответ на ее вопрос: «Богдан, а сам ты как?» — он лишь вздохнул и взял ее за руку), она вышла к гостям, и ее встретили аплодисментами и улыбками — обычное приветствие на званом ужине в честь премьеры (ведь она действительно блестяще играла). Петр бросился в ее объятия. Она обняла сестру Богдана и передала ей цветы Рышарда; затем позволила обнять себя Крыстыне, глаза которой блестели от слез. После того как тесно обступившие ее гости отдали дань восхищения ее игре, она обвела их взглядом и радостно пропела:
Не знать вам лучших пиршеств никогда,
Все рассмеялись. Видимо (это случилось до моего прихода), она произнесла Тимоновы слова по-польски, а не по-английски, и никто, кроме Марыны, не читал «Тимона Афинского», поскольку пир в этой пьесе не был счастливым, в особенности для того, кто его устраивал. Гости разбрелись по просторной комнате и стали обсуждать ее игру, а затем более насущный вопрос (примерно в это время пришла я, вся озябшая, и принялась выяснять, о чем речь), Марына же предалась более смиренным и менее язвительным мыслям. Завистливых соперниц здесь не было. Только друзья, желавшие ей добра. Где же ее благодарность? Она устала от своей неудовлетворенности. «Если у меня будет новая жизнь, — думала она, — я никогда не стану жаловаться».
— Марына!
Тишина.
— Марына, что случилось?
— А как вы думаете, доктор?
Он покачал головой:
— Ах да, понимаю.
— Хенрик…
— Уже лучше.
— Я беспокою вас…
— Да, — улыбнулся он, — вы беспокоите меня, Марына. Но только не в моем кабинете, а в моих грезах.
И прежде чем она успела упрекнуть его за этот флирт, пояснил:
— Вы превосходно играли вчера.
Он видел, что она все еще колеблется.
— Входите, — он протянул руку, — садитесь, — указал на обитое декоративной тканью канапе. — Рассказывайте.
Пройдясь по комнате, она прислонилась к книжному шкафу.
