Целых две недели эта негласная договоренность срабатывала нормально, хотя Дори замечала во взгляде Гила сомнение, когда Бакстер запрыгивал на крыльцо, чтобы оставить свой подарок или забрать то, что клала для него она. Обычно он как-то нерешительно приостанавливался, смотрел на окна второго этажа, а уж потом залезал вслед за мальчишками в грузовик и уезжал.
Притворяться, что Гил не замечает ее одиночества в четырех стенах, было непросто. Она чувствовала, что ему было бы достаточно просто помахать ей рукой пару раз в день. Но то, что каждый раз вместо нее на крыльце их встречала коробка с печеньем — вот это, похоже, его весьма озадачивало.
Людей, подобных ему, она знавала и прежде. Они возводили свои родительские потребности в абсолют, и потребность заботиться о других становилась их второй сущностью. Она применялась в отношении каждого, кто попадался им на пути — независимо от того, нуждался человек в такой заботе или нет. Эти люди считали своими друзьями всех и каждого до тех пор, пока не сталкивались с предательством. Они сперва доверяли человеку, а потом расплачивались за это. Да, таких людей она уже встречала в своей жизни. Она и сама когда-то была такой.
Однако первым человеком, сумевшим вытащить Дори из дома, стал, как ни странно, Флетчер.
Весенним днем, слишком рано для второго приезда Хаулеттов, она услышала тяжелые шаги на крыльце. С обычной для себя осторожностью она обошла все окна, стараясь разглядеть, кто же нарушил ее покой. И обнаружила его сидящим на перилах крыльца, спиной к ней.
Сначала она не узнала его и не поняла, что он делает, но очень скоро рассмотрела, как в его рот проследовало приготовленное ею печенье, причем целиком, не разломленное или надкушенное. Печенье, которое предназначалось Бакстеру за портрет самой отвратительнейшей свинки, какую ей доводилось когда-нибудь видеть.
Она открыла входную дверь и шагнула на крыльцо. Он быстро вскочил, одной рукой закрывая коробку печенья, а другой вытирая крошки об штаны. На лице его читалась прямота, открытость и любопытство, совсем как у отца — и, что удивительно, полное отсутствие вины или неловкости.
— Привет, — сказала она.
— Привет.
— Почему ты сегодня не в школе?
— Сегодня собрание.
— Собрание учителей и родителей? — спросила она, мягко закрывая за собой дверь. Что-то в его поведении заинтересовало Дори — то ли откровенное неприкрытое любопытство к ее шрамам и цветовой гамме лица, то ли сам факт, что этот воришка печенья, застигнутый врасплох, все же спокойненько отправил в рот еще одну штуку прямо у нее на глазах. Что-то понравилось ей во Флетчере Хаулетте. — Такое собрание, где учительница по алгебре говорит отцу, что ты молодец, или что надо побольше заниматься? Собрание, после которого водительские права либо даются, либо отбираются? Такое собрание?
