Довод был веский, но для меня он не имел значения. Я не испытывал ни малейших угрызений совести. Напротив, я чувствовал по отношению к Андре и Стефану что-то вроде ненависти — мне смутно казалось, что они объединились против меня, чтобы меня погубить. Да, как если бы они действительно были любовниками.
Я ненадолго задумался. Объятая гнетущей тишиной тюрьма погрузилась в какую-то подозрительную апатию. Я в самом деле пребывал в преддверии смерти.
— Значит, вы полагаете, мне не на что надеяться?
— Никогда не надо терять надежду, — вздохнула Сильви.
— У вас есть идея?
— Надо отрицать…
— Хорошо, но что это даст?
— Вам удастся заронить сомнение в души некоторых присяжных.
— Гм, вы сами-то в это верите? Суд меня изобличит…
— Но это единственная возможность.
Я с отвращением смотрел на белесые стены моей камеры, испещренные надписями — дурацкими, как и все надписи на стенах.
Как мне могло казаться, будто это помещение действует на меня успокаивающе? Оно внушало мне ужас. Оно напоминало гроб без крышки! Большой гроб, в котором я начинал знакомиться со смертью.
Здесь, в камере, не было ничего реального и живого, кроме этой маленькой черноволосой женщины, застенчивой и безвкусно одетой… Да, только ее взгляд, напряженный и грустный…
— Сильви!
Я упал перед ней на колени. Прижался мокрым от пота лбом к ее юбке. Ткань пахла новым сукном. Сильви вздрогнула, сделала движение, чтобы меня оттолкнуть… Но не оттолкнула. И я вдруг осознал, кем являюсь для нее. Я был больше, чем ее первый «крупный» клиент. Я был, если можно сказать, ее первый мужчина.
Огромная надежда переполнила мое сердце. Я вновь услышал коварный голосок, месяцами нашептывавший мне пагубные советы.
«Берни, если ты с умом возьмешься за дело, эта девушка может помочь тебе спастись».
Я должен показать все свои возможности, поставить все на карту.
— Послушайте, Сильви…
— Встаньте, если кто-нибудь войдет…
— Если кто-нибудь войдет, мы услышим… Послушайте, в последнее время я лелеял безумную мечту. Я надеялся, что меня оправдают… И тогда я предложил бы вам уехать вместе со мной далеко отсюда, чтобы помочь мне искупить свою вину.
Может, это было чересчур? Все-таки она не ребенок; наверное в студенческие годы ее учили не верить красивым словам некоторых субъектов. К тому же я — опасный убийца! Да что там — «чудовище», во всех газетах так и напечатано жирным шрифтом!
Но разум бессилен перед любовью дикарки. Эта меня любила! И уже не видела меня. Я мог бы уничтожить половину человечества, а она продолжала бы видеть во мне лишь мужчину, который волновал ее чувства…
