— Вас смущаю я или то, что я буду делать? — Битон внимательно и по-доброму продолжал смотреть в глаза Кирстен, пытаясь растопить лед ее неприязни.
Кирстен отчего-то покрылась испариной.
— Коль скоро я абсолютно не знакома с вами лично, мистер Битон, вынуждена сказать, что не расположена к тому, чем вы будете здесь заниматься. Мне не нравится сама идея анатомировать меня и выставлять столь неприглядную картину на всеобщее обозрение.
— Вы ошибаетесь, мисс Харальд, анатомирование — удел репортеров.
Кирстен неопределенно улыбнулась.
— Я — художник, мисс Харальд, и моя задача — создавать, а не разрушать. — Голос Битона звучал мягко и успокаивающе. — Я преследую единственную цель — уловить суть натуры человека, которого рисую, а вовсе не восторг или осуждение. Позирующие мне люди — предмет всеобщей веры, а к вере я отношусь достаточно серьезно.
Но Кирстен упорно пыталась не подпасть под обаяние Битона. Надев на лицо маску недовольства, она повернулась и безмолвно предложила гостю следовать за ней в гостиную.
— Где прикажете сесть? — не поворачивая головы, спросила она Битона.
— Там, где вы чувствуете себя наиболее непринужденно.
Не задумываясь, Кирстен немедленно уселась на одну из двух кушеток, стоящих лицом к лицу у беломраморного камина.
— По-моему, вы выглядите не совсем естественно, — заметил Битон. Он стоял, опершись на полку над камином, и все еще не открывал зажатый под мышкой альбом для эскизов.
— Как же я могу чувствовать себя свободно, если вы так на меня уставились? — парировала Кирстен. Закинув ногу на ногу, она тщательно расправила полы юбки и обхватила руками колено.
— До сих пор я считал, что вы привыкли к тому, что люди на вас пялятся, мисс Харальд. Ведь вы же, насколько мне известно, постоянно на сцене.
Все еще глядя прямо перед собой, Кирстен раздраженно цокнула языком, напомнив себе собственную мать.
— Это разные вещи.
— Почему?
— Потому что, когда я на сцене, я полностью поглощена музыкой. А вот вы, — она замолкла и бросила стремительный острый взгляд на Битона, — вы слишком близко от меня. И мне неприятно, что вы стоите там и присматриваетесь ко мне.
— В таком случае почему бы не облегчить задачу нам обоим? — Битон карандашом указал на рояль. — Сыграйте мне что-нибудь, представив, что я лишь безликий слушатель из публики.
Кирстен с большой неохотой села за инструмент. Но, пока она разминала пальцы, в ней произошла удивительная перемена. Безо всякой видимой причины пианистке вдруг захотелось поразить Эндрю Битона, ей вдруг стало просто необходимо потрясти художника. Как это было когда-то с Нельсоном Пенделом, Кирстен решила начать с «Токкаты» Прокофьева и с наслаждением атаковала клавиатуру всеми десятью пальцами. Вскоре к Кирстен вновь вернулось самообладание.
