— Я в Афинах недавно и многого не знаю. Буду очень благодарен тебе, Сократ, если испытаешь, как говорят те, кто тебя знает, и меня на моего деймониона.
— Ты продолжаешь забавляться, дорогой Зопир, над стариком, спрашивая о том, что сам прекрасно знаешь. Почему же не каждый человек является мудрецом, если в каждом есть дитя богов, как ты сам думаешь, ответь мне честно.
— Потому что деймоний, если он дитя, должен расти. Надо его воспитывать, как и любого ребенка, — проявил смышленость Зопир, изо всех сил стараясь не отставать от хода мыслей почитаемого им Сократа.
— Точнее никто бы не мог сказать, Зопир. Ты ухватил саму суть дела. И кто может помочь в этом?
— Понял! Понял! — закричал Зопир так громко, как кричал, когда был глухим. — Как же я сам до этого раньше не додумался! Это же так просто! Учителя мудрости помогают пробудить, взрастить и воспитать деймония в себе, а не учат ремеслу. Но если ремесленник не разбудил своего гения, то он никогда не станет истинным мастером. Тогда ему никогда не достигнуть божественной истины. Божественную истину в своем ремесле может постичь только тот, кто с помощью учителей мудрости разбудил в себе дитя богов, своего гения. А с помощью мастера научился своему ремеслу. Держать молоток и зубило научит скульптор, но для того чтобы создать произведение искусства, нужно разбудить, вырастить, развить в себе своего деймониона. Нужно самому трудиться над собой! Так, как трудился ты, дорогой Сократ! Трудился так, что никто из афинян в течение почти 70 лет не заметил того Сократа, которым ты был бы, если бы сам не растил в себе своего деймониона! Я правильно все понял, дорогой Сократ? — на одном дыхании проговорил Зопир.
— А притворялся, что тебе нужен учитель, — устало ответил Сократ, глядя на своего нового и так неожиданно появившегося ученика.
Авгий уже заканчивал работу, когда чуткий слух Сократа уловил странную тишину, причиной которой явно не могли быть руки Авгия, куском холста вытиравшего ему щеки и уши. Странность была даже не в том, что исчезли звуки. Вместе со звуками исчезли движения, колебания, дрожания — все замерло. Сократ открыл глаза и на мгновение испугался — не ослеп ли?! Кругом было темно. Окружавшие Авгия и Сократа люди, как и все остальные на агоре, замерли, глядя на линию горизонта. От Пирея к Афинам наползала невиданная для этого времени года огромная черная туча. Надо сказать, что погода в Афинах всегда была предсказуема. Зима длилась недолго — один или иногда два месяца (гамелион и антестерион
