— Вы так думаете, Томми? — спросила она, не отрывая глаз от Роны.
— Конечно, — серьезно подтвердил он.
Ее губы сложились в улыбку.
— Я никогда не могла предположить, что моя личность с чем-нибудь на Божьем свете может гармонировать.
— Ваша жизнь была сплошной, ужасной несправедливостью.
Она вздрогнула, как от удара.
— А! Не говорите этого!
— Дражайшая Клементина, раньше вы не предполагали за собой ни одного хорошего качества. Теперь вы начали разыскивать свои ошибки.
— Но когда разговор идет о том, что я гармонирую с окружающей красотой природы…
Томми расхохотался.
— Я никогда не буду отрицать то хорошее, что есть во мне. Если бы его во мне не было, я не был бы здесь. Вы не просили бы меня быть вашим компаньоном, — торопливо добавил он, боясь, что она выведет ложное заключение из его слов. — Когда хорошая женщина предлагает мужчине сопутствовать ей, он знает, что он хорош и чувствует себя еще лучше.
Локоть ее левой руки лежал на парапете моста, а лицо на ладони этой же руки. Несмотря на него, она протянула другую руку и дотронулась до него.
— Я вам благодарна за ваши слова, Томми, — тихо сказала она.
Их взаимные отношения значительно изменились в течение дня. Первоначальная перемена инстинктивно произошла со стороны Томми. До сих пор Клементина представлялась ему хорошим товарищем и выдающимся художником-портретистом. Он был в точно таких же отношениях со многими своими приятелями-мужчинами. Бессознательно он даже немного покровительствовал ей, как волшебные принцы в сказках покровительствуют тем, которые не так хороши, как они.
Он являлся с ней с какого-нибудь знатного обеда в ореоле собственного величия, совершенно забывая, что Клементина сама себе избрала свое социальное положение, и если бы она захотела, она сидела бы на лучших местах в таких знатных домах, в которые, он, Томми Бургрэв, еще в течение многих лет не мог бы надеяться попасть. Иногда он видел в ней старую баловавшую его няню, иногда бородатого учителя; он дразнил ее, смеялся над ней, нарочно ставил ей ловушки, чтобы вызвать ее острые словечки, здоровался с ней, крича: «Хэлло», а прощался, помахивая рукой.
С начала же путешествия произошла перемена, причем то, что он был ее гостем, играло наименьшую роль. Необходимость, как мужчине, взять на себя хлопоты, заставило его видеть Клементину в ином свете. Несмотря на всю свою непривлекательность — она все же была женщиной; несмотря на весь свой образ действий, она была настоящей, врожденной леди. Она так же была под его покровительством, как всякая знатная дама или барышня, которых бы он имел честь сопровождать; и бессознательно он стал обращаться с Клементиной так, как обращался бы с любой знакомой дамой или девушкой.
