Так как капитан Хильярд не только обиделся, но и выказал некоторую подлость, то адмирал послал его к черту, запретив показываться на глаза себе и своей дочери, юной невинной девушке.
Вернувшись домой, адмирал Канконнон сообщил о случившемся, насколько это было возможно, дочери. Капитан Хильярд, чтобы как-нибудь излить свою бессильную ярость, прислал Этте ее письмо с запиской, что очень счастлив не иметь более дела с ее любезной семьей.
Отсюда слезы.
— Вы же писали, что случилось самое худшее? — сказала Клементина.
— Ну, так это разве не худшее?
— Боже мой! — воскликнула Клементина. — Да лучшего никогда с вами не будет.
Клементина быстро обратила печальную барышню в свою веру.
— Вы знаете, — созналась Этта, — я очень его боялась.
— Сумасшедший и то бы это заметил, — возразила Клементина.
— Вы не шутите? — широко открылись васильковые глаза.
— Посмотрите на свой портрет и сами увидите, — вспомнив критику Томми Бургрэва, сказала Клементина. — Вы никогда не смотрели на него?
— Конечно, смотрела.
— Смотреть и видеть, — заметила Клементина, — две очень различные вещи. Например, вы только смотрели на этого молодого человека, но вы не видели. Но душа ваша видела его и боялась. Хорош ваш отец, я не понимаю, что с ним было, когда он соглашался на предложение.
— Отец капитана Хильярда и мой отец были старыми товарищами, — возразила Этта.
— Старые сослуживцы, — фыркнула Клементина, — а зачем же вы согласились?
— Не знаю, — печально поникла Этта.
— В следующий раз обручайтесь с молодым человеком лишь если вы уверены, что знаете его. Я убеждена, что если кто-нибудь сказал бы вам: «дорогая, дорогая, приди, я тебя убью», вы бы пошли, как глупые маленькие гуси в сказке.
— Это были утки, дорогая, — смеялась Этта, беря свирепое лицо Клементины в свои нежные ручки.
— Сами вы утка.
Она, скрепя сердце, перенесла ласку.
— Я думаю, что теперь вы себя лучше чувствуете, — сказала она, — я очень рада! Иметь на руках одного юного идиота с воспалением легких, а другую с воспалением сердца, обоих в одно и то же время, чересчур много для меня. Вы, наверное, думаете, что я что-то вроде сестры милосердия. Почему вы не поступите по совету вашего отца и не пойдете к вашей тетке в Сомерсетшир?
Этта сделала гримасу.
— Тетя Эльмира меня с ума сведет. Вы гораздо добрее ко мне. Что касается отца, — вскинула она хорошенькую головку, — пусть сам делает, что говорит.
Этта таким образом осталась в городе; ее выздоровление совпало с выздоровлением Томми Бургрэва. Клементина могла вздохнуть и понемногу приняться за работу. Как только Томми возобновил свои загородные прогулки, а Этта начала опять развлекаться в обществе знакомых, Клементина заперлась в своей студии, строго запретив молодым людям к себе вход, и целую неделю писала. В конце концов в студию проникли два жалобных письма.
