Паромов хотел только пригубить, так как ему действительно не хотелось выпивать. Но компаньоны, увидев такой оборот, дружно зашикали на него. Новому участковому ничего не оставалось, как выпить полстакана вина. Не обижать же новых товарищей… Не конфузиться же…
7
Вино было прохладное, с приятной кислинкой. Легкий, едва уловимый аромат щекотал ноздри. Откуда-то изнутри к голове стали накатываться волнами тепло и расслабленность.
Пока выпивали остальные, сказав для приличия короткие тосты, Паромов почувствовал, как осоловел. Даже изготовленный Подушкиным бутерброд не помог. Глаза стали увлажняться, покрываясь маслянистой пленкой алкоголя, а язык как бы разбух во рту.
«Эк, брат, как тебя развезло, — подумал о себе Паромов, — второго «захода», не говоря уже о третьем, тебе не выдержать. Еще, не дай Бог, под стол сползешь — людям на смех, а себе на великий позор. Надо что-то делать, чтобы отказаться от дальнейшего употребления спиртного, но в то же время и своим отказом не обидеть всех».
Пока Паромов занимался самоанализом и поиском выхода из создавшегося положения, его новые коллеги были заняты сами собой. Неспешно закусывали, ведя неторопливую беседу; со смешком рассказывали анекдоты, милицейские байки и разные случаи. Впрочем, Минаев ел мало, но много курил. Вообще, курили все, за исключением Подушкина и Паромова. Первый напрочь лишен был этой вредной привычки, а второй — боялся, что его еще сильнее «развезет».
Минаев курил одну сигарету за другой быстрыми жадными затяжками. Гася очередной окурок, нервно мял его длинными тонкими пальцами о край массивной стек-лянной пепельницы, стоявшей на середине стола. Кабинет быстро заполнялся дымом. Не выдержав «газовой атаки», Подушкин встал из-за стола и подошел к единственному окну, наглухо зашторенному тяжелыми коричневыми гардинами. Раздвинув гардины, открыл форточку.
— Потише базарьте, чтобы людей не смущать. На улице все слышно, — предупредил он, усаживаясь на свое место. — И пора уже по второму кругу, а то вино прокиснет.
Сказав, он разлил остаток вина из первой бутылки в два стакана и стал откупоривать вторую бутылку.
Наполненные стаканы предназначались Клепикову и Паромову. Но Василий Иванович, немного отодвинув стакан от себя, сказал, что ему уже достаточно.
— Паромову — тоже, — тут же добавил он. — Вон как глазки блестят…
Уверенно, как само собой разумеющееся, аккуратно отодвинул предназначавшийся Паромову стакан на середину стола — для желающих.
