Помню, как-то я рассказывал Василию Лукичу об одной прошлогодней операции, когда после очень сложного расследования были изобличены и арестованы трое опасных бандитов. Галя слышала мой рассказ из своей комнаты и потом, когда мы остались наедине, сказала:
— Неприятно было слушать, как вы расписывали свои подвиги. Вы как будто и не хвастались, ведь и в самом деле вы и выследили и арестовали их, причем вас даже чуть не подстрелили. Но почему-то, когда вы это рассказывали, получалось так, точно вся заслуга принадлежала вам одному, и не будь вас, бандиты до сих пор разгуливали бы на свободе. По крайней мере, это чувствовалось в вашем тоне. Вы будто забыли, что над разоблачением этих бандитов работали десятки людей. Правда, их работа была невидная, черновая, но только благодаря ей, вам удалось разыскать и взять преступников. А у вас как-то вышло, что пришел, увидел, победил. Нескромно это.
Я, конечно, вспылил, начал возражать, оправдываться, но потом, подумав, решил, что она, пожалуй, права: есть во мне такая жилка.
Но Галю тоже можно было бы при желании покритиковать, хотя бы за то, что у нее часто не хватало выдержки. «Пересолит, но выхлебает», — не раз говорила о ней мать.
Однажды Галя пришла домой от портнихи в новом вишневом креп-сатиновом платье с аппликациями. Я не удержался и сказал, что она в нем очаровательна. Действительно, цвет платья замечательно гармонировал со смугловатым, напоминающим палевую розу, оттенком ее лица. Кажется, ничего дурного в моих словах не было, но Галя вдруг приняла их как жесточайшее оскорбление.
— Не трудитесь расточать ваши фальшивые комплименты тем, кому они вовсе не интересны, — прошипела она со злостью. — Вы забыли, кажется, наш уговор — не касаться некоторых тем. К тому же, что вы можете понимать в женских нарядах? Это платье отвратительно сшито!
— Простите! — развел я руками, пораженный ее внезапной вспышкой. — Я думал, вы все уже забыли и не сердитесь, что из-за меня попали на завод.
— Причем тут завод? — окинув меня уничтожающим взглядом, сказала она и ушла в свою комнату.
С тех пор, как ни уговаривала ее мать, Галя так ни разу и не надела это платье.
Таковы были наши колючие отношения с Галей Чекановой. Они порядочно досаждали мне, и совершенно естественно, что я очень обрадовался, когда представился случай положить им благополучный конец своим отъездом из Борска.
Ближайший поезд, которым я мог выехать в Каменск, проходил через Борск в 10 часов вечера. Торопясь собрать все необходимые материалы, я попал домой только к ужину. Когда я вышел из своей комнаты, семейство Чекановых сидело за столом в кухне, а против моего стула уже стояла тарелка с дымящейся лапшой.
