Утром я извинился перед Галей, и чтобы загладить свою вину, сам купил два билета на вторую серию того же злосчастного «Тарзана», причем, передавая их ей, сказал, что если неожиданно задержусь, то пусть она берет с собою мать и отправляется в кино без меня. Я рассчитывал уйти домой пораньше, но задержался с Нефедовым, заканчивавшим материалы к докладу, который он должен был делать в заводском клубе. А как только Нефедов ушел, позвонил из Каменска полковник Егоров, и мне пришлось с ним говорить минут двадцать. Несколько раз я многозначительно замолкал, ожидая, что полковник последует моему примеру, но на него это не действовало. Понятно, начальству не скажешь, что ты торопишься в кино с девушкой. Пришлось дослушать его до конца, а когда он положил трубку, было уже поздно идти за Галей. Я хоть и досадовал на новую неудачу, но был спокоен за Галю, предполагая, что она посмотрит картину в компании матери.
Встретившись со мной утром на кухне, Галя даже не взглянула в мою сторону и не ответила на приветствие.
— Неужели можно сердиться из-за таких пустяков? — спросил я. — Пойми, что я не виноват. Меня задержал полковник.
— Для тебя это пустяки, а для меня нет! — выкрикнула Галя. И сообразив, что сказала лишнее, растерялась и очень смутилась. Я тоже почувствовал себя неловко и не знал, куда девать глаза.
Чтобы как-то затушевать значение своих слов, Галя, торопясь и сердясь, начала объяснять, что даже совершенно посторонний человек, который дважды ее обманул, для нее уже больше не существует, а обман со стороны товарища по работе она расценивает не иначе, как умышленную обиду.
Я не терплю вздорных и напрасных обвинений и потому не стал с ней объясняться, а сказал только, что она вольна думать обо мне все, что захочет, и ушел к себе. С этого дня мы говорили только по делу и на «вы». Прекратились, конечно, и наши совместные завтраки, и с тех пор Марфа Никитична сама стала по утрам засовывать мне в карман шинели сверток с чем-нибудь съестным.
И нужно же было так случиться, что как раз в эти дни мне пришлось косвенным образом очень серьезно повлиять на Галину судьбу.
Дело в том, что райком партии по моим материалам решил заслушать доклад секретаря партийной организации и директора механического завода о работе с молодыми рабочими и о состоянии общежития. Положение в общежитии было скверное, материалы я представил убийственные, и обоим влетело, как говорится, по первое число. Записали им по выговору и предупредили, что если они не выправят положения, то к ним применят более суровые меры, а про комсорга завода секретарь райкома прямо сказал, что такому формалисту, сухому, безынициативному человеку нельзя доверять работу с молодежью. Он посоветовал секретарю райкома комсомола выдвинуть на этот боевой пост живого, энергичного товарища и спросил, имеется ли такой на примете.
