— Очень неприятная новость! — лицо хмурое, брови сведены на переносице. — Не знаю, как и начать… Одним словом, пришло указание переселить всех наших немцев в глубь страны… Погоди! — остановил жестом рванувшегося было к выходу Фризена. — Жаловаться бесполезно: указ правительства!.. Сам не могу понять в чем дело. Странно и необъяснимо все это для меня. Но факт остается фактом и никуда от него не деться. Говорю тебе первому, никто еще не знает. Готовься сам, семью подготовь… А верю я тебе, как себе, — помолчал недолго, кашлянул в кулак. — Остаюсь здесь работать в подполье, в составе боевой группы. Отец с матерью и не чуют, жене тоже никогда не скажу — не дано мне такого права. А ты — знай!
Понял Фризен — этим самым ему предоставлено доказательство самого высокого доверия, какое только может оказать коммунист коммунисту.
Спустя много лет приезжал Иван Иванович в родную Орловку, пытался отыскать своего председателя. Расспрашивал о нем старых знакомых, побывал в райкоме партии, даже архивные документы поднимал. Нигде никаких следов! Погиб ли в подполье под чужим именем, жив ли остался и переехал после войны в другие края — никто не знает.
…Алтайские степные просторы встретили переселенцев ранними заморозками да пронзительными порывистыми ветрами. Вот она какая, Сибирь!
Надо было готовиться к зиме на новом месте. А в семье — шутка сказать! — четверо малых ребят.
Все заботы о них пришлось взять на себя Катерине. Потому что Ивана Ивановича поздней осенью сорок первого призвали в армию. В армию! Работа на строительных объектах в глубоком тылу — вот его армия. Разве об этом он думал, когда длинными вечерами с горечью и болью вслушивался возле хрипящей черной тарелки в тревожные сводки Совинформбюро.
Один за другим Иван Иванович подавал рапорты с требованием отправить его на фронт. Коммунист, ворошиловский стрелок, отлично работает на рации — неужели для него не найдется подходящего дела!
Вызвали к начальству, убеждали, что строительство в тылу тоже очень даже подходящее дело — и отказывали. Он возвращался расстроенный к себе в командирскую землянку — к тому времени Фризен уже числился начальником стройотряда. Доставал чистый лист бумаги и принимался за очередной рапорт.
Так продолжалось до тех пор, пока в расположении стройбата не появился однажды незнакомый высокий прихрамывающий майор.
После короткого разговора с командиром он вызвал к себе Фризена.
— Вот вы все проситесь на фронт, — майор потряс пачкой рапортов.
