Пленники, еще сутки назад совершенно незнакомые, сейчас стали лучшими друзьями. Отныне само их существование зависело друг от друга.
Двое молодых с добрыми сердцами людей с момента, как встретились с доктором, безотчетно оказались преданы ему в силу психологического закона, гласящего: чем больше человек делает добра другому, тем больше его любит.
А доктор, в свою очередь, со всей искренностью ответил взаимностью, ибо оценил усилия, которые оба храбреца приложили для его спасения.
— По-моему, — произнес Фрике, — пора рассказать каждому о себе.
И поскольку дремота никак не торопилась сомкнуть им веки, трое друзей решили занять себя беседой: узнать подробности жизни каждого.
Англичан друг другу церемонно представляют. А трое французов тут же принялись сами рассказывать о своих приключениях.
Это желание поведать о странном переплетении событий, сведших вместе здесь, на экваторе, людей из одной страны, было вполне естественным.
Присутствие Андре, некоторое время исполнявшего обязанности управляющего одной африканской плантацией, пока не стал ее совладельцем, было все-таки закономерным. То же самое можно было бы сказать и о докторе.
Однако как Фрике, вольный парижский воробышек Фрике, принесший на своих подошвах пыль парижских предместий, оказался в далекой хижине, где его откармливают пальмовым маслом и сладким картофелем?
Это было весьма интересно знать двум его товарищам.
Гамен не заставил просить дважды.
— Моя история, — сказал он, — очень проста. Дитя Парижа, я не знал ни отца, ни матери. Припоминаю: у меня было и другое имя, а не только прозвище. Меня ведь, конечно, крестили, а лишь потом прозвали Фрике, что означает на парижском диалекте — воробышек.
Кажется, лет в семь или восемь я очутился в будочке папаши Шникмана, пожилого «глянцевателя обуви», иными словами, мастера по чистке и починке мужских и женских башмаков.
Тесная будочка сапожника постоянно была забита растоптанными, распоротыми, заношенными «обувками». В таких «хоромах» и прошло мое детство.
Папаша Шникман частенько накачивался спиртным, и тогда удары шпандыря[52] сыпались на меня градом. Но я терпел выпадавшие на мою долю побои.
За работу платили мало, едва хватало на хлеб. Что же до воды, то рядом был фонтан Уоллеса[53].
Иногда клиенты кидали пару су на чай, тогда удавалось купить и немного колбаски. То-то был праздник!
В обычное время я смолил дратву[54], отрывал подметки и выполнял мелкие поручения хозяина. Как я лез из кожи вон!..
