Я протянул руку и погладил ее по голове. Миртл не шелохнулась. Она сидела потупясь и закладывала мелкие складочки на покрывале.
— Проходит? — спросила она небрежно.
— Похоже, что да.
Я смотрел на нее и старался осмыслить, что произошло. Она определенно не обращала на меня внимания. Душистое тепло наполняло комнату, блики света ложились ей на волосы, мерно дышала ее грудь, и все это совершалось помимо меня. Я вдруг соприкоснулся с необъяснимым, с тем, что лежит далеко за пределами круга, где привычно обращаются наши мысли и где мы совершаем поступки по своей воле. Я соприкоснулся с чем-то похожим на инстинкт. И понял, как мало, безнадежно мало влияют на нас наши мысли и наша воля. У истоков всего, что мы делаем, лежит непостижимое…
«Что же удивляться, — думал я, старательно дрыгнув ногой в последний раз, — если мы без конца ведем себя так, что уму непостижимо».
Глава 3
ДВА ДРАМАТИЧЕСКИХ СОБЫТИЯ
Загадочная интерлюдия в наших с Миртл отношениях затянулась. Никакая сила больше не отталкивала меня от нее, ничто больше не предвещало терзаний в будущем. Три недели спустя я сидел в субботу на даче и с легкой душой предвкушал, как завтра приедет она. Время от времени меня посещали сомнения насчет того, где она проведет эту ночь. Но всерьез я не волновался: э, думал я, все равно дела у Хаксби швах.
Стоял дивный майский день. Нас неумолимо несло к разрыву, всю Европу — к неминуемой катастрофе, а на дворе была благодать. Сверкало солнце, по траве скользили медленные тени облаков, приглушая краски маргариток и лютиков. Я разгуливал по лугам, рвал цветы, а главное — предавался размышлениям о том, как мне быть с мисс Иксигрек и моей рукописью.
В такую пору, куда ни кинь взгляд, все вокруг цветет. Еще не совсем распустились кисти на боярышнике, а уже воздух напоен был сладостным благоуханием полевых цветов. Под живыми изгородями смолевки, первоцвет, яснотки раскрывали лепестки навстречу солнцу. У ручья догорали запоздалые крупные калужницы, там и сям по краям канавы попадались редкие баранчики, блеклые и худосочные рядом с яркими лютиками. Я нарвал букет незабудок и дикой зеленовато-золотой резеды. Право, не пора ли мисс Иксигрек кончать раскачиваться! Мне вот-вот уезжать в Америку!
Я влез на калитку посидеть, а сердце мое сжималось, что надо уезжать от такой прелести. Куда Америке тягаться с этим душистым и ласковым изобилием! Где еще льют небеса такой лучезарный и кроткий свет, где так роскошно цветут цветы и так свежо благоухают? Где еще я буду чувствовать, что здесь мой дом? Красота покоилась на плечах природы переливчатой мантией, казалось, протяни руку — и дотронешься. Где, кроме английских лугов, красоту почти осязаешь? Не спрашивайте, не знаю.
