Тилли обычно пропускала трескотню миссис Силлитт мимо ушей, за исключением одного вечера, когда та затронула тему «черных». Тилли внезапно очнулась, услышав громкое заявление:
— Вы считает разумным, миссис Сопвит, везти черного ребенка в страну? Верно, в Англии рабство отменили еще в начале века, но до сих пор ходят слухи, что черных детей кое-где все еще используют в качестве рабов.
Это ее выступление привлекло внимание даже обедающих за ближайшими столами. Все присутствующие замолчали.
Тилли посмотрела на женщину и сухо заметила:
— Я возвращаюсь домой со своей приемной дочерью, мадам.
Но не успела она продолжить, как миссис Силлитт перебила:
— Да-да, я знаю, дорогая, мы в курсе вашей ситуации, я только хотела высказать предположение, что неразумно растить эту девочку рядом с вашим сыном. Белое и черное не сочетается. И никогда не будет сочетаться. Я лишь предположила…
— Я бы предпочла, чтобы вы оставили свои предположения при себе.
Этот отпор никак не повлиял на миссис Силлитт, и она уже собралась продолжить, но тут вмешался ее муж. Как-то вдруг он опомнился и прошипел:
— Не лезь не в свое дело, женщина! Хоть разок, не лезь, куда тебя не просят, заткнись и ешь!
Как потом признался первый помощник, он бы не удивился, если бы раздались аплодисменты, и что ему ужасно хотелось приложить ухо к замочной скважине каюты, после того как пара туда удалилась. И еще, он обратил внимание Тилли на то, что мерзкая женщина и в самом деле послушалась мужа, хотя вид у нее был такой, будто она может взорваться в любой момент.
С того вечера прошло несколько дней, и все это время Матильда думала о Жозефине и ее будущем, о том как сложатся их взаимоотношения с Вилли. Миссис Силлитт к этим проблемам прибавила еще одну.
И сейчас, сидя на койке рядом со спящей девочкой, Матильда спрашивала себя, как еще она могла поступить. И сама же себе ответила: она могла сделать то, о чем просил ее Мэтью — вернуться домой с Вилли и оставить плод его греха в Америке.
Сейчас странно было вспоминать о том, насколько невыполнимой казалась эта его предсмертная просьба, и как легко было ей согласиться на его вторую просьбу: поклясться никогда снова не выходить замуж.
Она нежно погладила черную, блестящую косичку, лежащую на хрупком плече, затем встала и заглянула в другую койку, которая как раз оказалась на уровне ее глаз. Сын крепко спал, подперев подбородок кулачком. На него приятно было смотреть, он был так хорош, что у нее каждый раз при взгляде на него перехватывало дыхание. Когда мальчик родился, он походил на отца. Теперь же в его чертах не осталось ни следа этого сходства. У ребенка были ее глаза. Ах, его глаза. Матильда почувствовала резкую боль в сердце. Возможно, очень скоро он не сможет разглядеть, как выглядит его мать; он уже полностью потерял зрение на один глаз, а второй видел смутно, хотя постороннему никогда бы не пришло в голову, что ребенок почти слеп. В ту же секунду в памяти Матильды возник тот несчастный случай, который привел к ужасной беде. Она увидела себя на базаре с ребенком в руках, пьяную миссис Макграт, размахивающую палкой, а затем ее неожиданный рывок к ней. Матильда машинально уклонилась, и удар пришелся по сыну, которому тогда было всего шесть месяцев.
