Ермолай решил было встать и объяснить товарищам, что он лучше, чем они о нём думают, что он сам не понимает, как всё сегодня получилось, и больше такого не повторится, но разговор уже прекратился...
Со двора доносилось приглушенное ржание лошадей. В кабинете начальника то и дело звонил телефон. Дежурный медленно передавал телефонограммы.
Ермолай забылся далеко за полночь. Среди ночи его разбудил какой-то шорох. Четверо пограничников — его соседи — оделись и ушли в ночной наряд. Опять стало тихо.
В полутьме поблескивали затворы стоявших в пирамиде винтовок. Казалось, сталь, как и он, прислушивалась к ночным шорохам. Среди других винтовок стояла и его, Серова. Вручая её перед строем Ермолаю, начальник сказал, что винтовка принадлежала недавно демобилизовавшемуся пограничнику Карпову. Карпов был примерным, дисциплинированным бойцом, таким должен стать и Серов... А сегодня получилось недоразумение со старшиной...
Перед рассветом Ермолай так крепко уснул, что не расслышал команды и очнулся, лишь почувствовав как кто-то трясёт его за плечо.
— В ружьё! Тревога! — крикнул сержант Ивлев.
Ермолай с ужасом увидел, что все бойцы уже на ногах. Не разговаривая, притоптывая валенками, глубоко дыша от волнения, они быстро одевались.
Чувствуя, что ему не успеть за товарищами, и в то же время понимая, что на границе стряслось что-то необычное, Серов, путаясь в обмундировании, испытал и тревогу, и страх, и невыразимый стыд. Он не успел надеть шинель, а все были уже во дворе и, оседлав лошадей, ждали новой команды.
— Благодарю за службу!— поглядев на часы, сказал пограничникам начальник лейтенант Яковлев.
Узнав, что тревога учебная, Ермолай почувствовал облегчение, но готов был расплакаться от обиды на свою нерасторопность.
— Вы у нас новичок, и на первый раз я вам это прощаю, товарищ Серов, — сказал начальник, — но чтобы это было в первый и в последний раз.
Неприятности сыпались на голову Ермолая одна за другой. Неудачей начался и следующий день. Утром проходили кавалерийские ученья.
— Выводите коня, товарищ Серов, — приказал старшина.
Чего, чего, а этих учений Серов не опасался. Он с детства любил лошадей, привык с ними обращаться и поэтому смело вошёл в конюшню, где стоял Ездовой, ранее также принадлежавший Карпову. Однако Ездовой совсем не походил на колхозную Маньку. Зло кося коричневый глаз на незнакомого человека, он гневно бил о пол копытами. Ермолай невольно остановился.
Петеков догадался, что новичок струхнул, и улыбнулся:
