Пуля для похитителя | страница 53
Киноша молчал. Что он мог сказать этому человеку? Да и не к нему обращался банкир. Арсеньев вел беседу с самим собой, а майору выпал редкий случай видеть одного из влиятельнейших и богатейших людей страны в минуту, когда он осознает бесплодность и тщетность того, что всегда считал в своей жизни самым важным.
— Вы знаете, я решил, что если… — Банкир сделал паузу, положил сигару в пепельницу и после тяжелого вздоха продолжил: — Если все кончится благополучно, я увезу своего сына куда–нибудь далеко, туда, где мы с ним будем только вдвоем. Может быть, в горы или на озеро… Мы будем вместе удить рыбу. Мне так хочется, чтобы он узнал меня поближе, чтобы он понял, как он много для меня значит… и как он мне дорог.
Во время монолога банкира Киноша вспомнил своего отца, который умер, когда Игорю едва исполнилось четырнадцать лет. Отец угас за два месяца — у него было заболевание крови со сложным названием. Впоследствии Игорю так не хватало отца, его спокойно–рассудительного тона, его мудрости, доброты и дружеского участия. Он никогда не ругал Игоря за плохие отметки, только не уставал повторять: «Ты можешь не учиться, сынок. Без образования прожить можно. Вопрос только в том: как прожить?» А когда он видел в дневнике двойки по поведению, то говорил: «Ты можешь пойти по кривой дорожке, сынок, это твое право. Каждый свою дорогу выбирает сам. На Колыме тоже люди живут. Вопрос только в том: как живут?» Его отец, правда, не был банкиром или олигархом, а работал самым обычным часовым мастером. Любил возиться с тонкими механизмами.
— У вас есть дети? — прервал его размышления Александр Николаевич.
— Нет, хотя я очень хотел бы, чтобы они у меня были.
— Павлик — славный мальчик. Он очень умен. Консуэла Аркадьевна утверждает, что он очень способный. Вы знаете, он — страшный фантазер. Все время сочиняет невероятные истории про пришельцев и дикарей. Он всего Фенимора Купера и Майна Рида осилил. И это в его–то возрасте! — сказал с гордостью Арсеньев.
— В самом деле? — удивился Киноша.
— Павлик очень похож на свою мать, — продолжал Александр Николаевич. — Он от нее унаследовал способность чувствовать прекрасное. Ведь Алла очень музыкальна. У нее великолепный голос: колоратурное сопрано. Она училась в консерватории, но принесла свою карьеру в жертву мне…
Было видно, что им овладела неодолимая потребность говорить — говорить, чтобы скрыть за словами свой страх, свое беспокойство, свою тревогу. У него больше не осталось сил ждать молча. Он был готов говорить о чем угодно, лишь бы заполнить словами паузу в ожидании звонка от похитителей.