Майло услышал женщину и не стал брать круассан, но, тем не менее, уселся передо мной и вытянул вперед лапы. Я протянул ему кусочек.
— Больше не буду, — сказал я женщине. — Но не пропадать же добру.
Женщина фыркнула и вернулась к своей книге — на вид толстой и тяжеловесной.
— Мы постоянно кормим его, — крикнул мальчик. — А он не толстеет: просто бегает и все сбрасывает.
— Что мы знаем о разговорах с незнакомцами, Майк? — не отрываясь от книги, сказала мама.
— Ну он же не совсем незнакомец, мы его каждый день видим, — заметил мальчик. Вполне резонно — по крайней мере, с моей точки зрения.
— Я Девин Джонс. Живу вниз по пляжу. Работаю в Джойленде.
— В таком случае, вам лучше не опаздывать на работу, — ответила женщина, по-прежнему не поднимая глаз.
Мальчик пожал плечами — «ну что я могу поделать». Он был бледен и сгорблен, точно старик, но мне показалось, что у него хорошее чувство юмора — если судить по жесту и взгляду, которым он сопровождался. Я тоже пожал плечами и пошел дальше. На следующее утро я предусмотрительно доел круассаны до того, как передо мной вырос зеленый особняк — чтобы не соблазнять Майло… но мальчику я все же рукой помахал. Майк вернул мне приветствие. Женщина сидела на своем обычном месте, под зеленым зонтом, и, несмотря на то, что в то утро книги при ней не было, она — как обычно — никак не отреагировала. Ее прекрасное лицо было суровым. Оно говорило: здесь для тебя нет ничего интересного, иди в свой дрянной парк развлечений и оставь нас в покое.
Так я и поступил. Но, тем не менее, мальчику махать не переставал. И утром, и вечером он отвечал мне тем же.
В первый понедельник после того, как Гэри Аллен, он же Папаша, отбыл во Флориду, на Олстонскую Звездную ярмарку в Джексонвилле, где его ждала работа шалманщика, я прибыл в Джойленд и обнаружил Эдди Паркса, самого нелюбимого мной из ветеранов, сидящим перед «Домом страха» на ящике из-под яблок. Курение в парке было запрещено, но мистер Истербрук уехал, а Фредди Дина нигде не было видно, и Эдди, похоже, не боялся нарушать это правило. Он курил, не снимая перчаток, что меня удивило бы, если бы он хоть иногда их снимал. Но он их не снимал.
— Вот и ты, пацан. И всего-то на пять минут опоздал.
Все звали меня Дев или Джонси, но для Эдди я был просто «пацан», и, видимо, навсегда.
— На моих семь тридцать, — сказал я, постучав пальцем по циферблату часов.
— Значит, отстают твои. А почему ты не ездишь на работу на машине, как все? Добрался бы за пять минут.
