— Вижу, тебя что-то новое мучит, — ответил я.
— Ах, друг мой, знал бы ты, что знаю я.
Укол разочарования — он выиграл эту партию.
— И что это?
— Наследование.
— Ну и кто же наконец?
— Вот в этом все и дело, — прошептал Баламани, и в голосе его сквозил ужас, — никто не знает, как наследовать…
— А что говорит глава ритуала?
— Салим-хан? Ничего не говорит.
— Ничего?
Он нагнулся к моему уху:
— Нечего сказать, потому что завещания нет.
Вскрик сорвался с моих губ, и я тут же согнулся, притворяясь, что это приступ кашля. Нет завещания? Кто укротит свирепых сыновей шаха, каждый из которых наверняка мечтает стать правителем, не говоря уже о сыновьях шахского брата Бахрама? На миг вернулось головокружение.
— Да сохранит нас всех Господь! Как же выберут наследника?
— Если все пойдет хорошо, знать согласится насчет нового шаха, а другие отпрыски Сафавидов примут его.
— А если нет?
— Они объединятся вокруг других и ввергнут страну в хаос.
Я вернулся на свое место и принялся наблюдать за каждым движением, словно сокол в поисках добычи. Несколько женщин читали Коран по книгам, но большинство были так охвачены горем, что почти не двигались и не говорили. Время от времени они отпивали из чаш с дынным шербетом, стоявших на больших подносах, или брали щепотку халвы, чтоб поддержать силы. А силы им были нужны.
Чтица начала вспоминать истории из жизни благословенной семьи Пророка. Ее голос наливался болью, когда она описывала младенца Али-Асгара, чье горло пробила вражеская стрела и он захлебнулся кровью. Глаза мои защипало. Я вспомнил грязь, шлепавшуюся на тело отца, рыдания матери и мои мучения. Настал миг, когда я оправданно смог дать выход моему собственному горю по отцу, по судьбе матери и сестры, по мертвому шаху, по Пери и по нашему общему будущему. Глаза Пери встретились с моими, и я уловил в них сочувствие. Несколько часов подряд всех нас в этой комнате соединяла память о тех печалях, которые мы встретили и пережили на земле.
Поздно вечером старшая родственница шаха Фатемебегум совершила церемониальный выход, облаченная в подобающие одежды.
— Добрые женщины, — обратилась она к толпе, — вы до дна наполнили ваши сердца скорбью и излили все влаги ваших тел слезами. Теперь настало время остановить реку страдания и обратиться к своим горестям. Верим во Всевышнего и лишь у Бога просим защиты.
Старуха на возвышении принялась читать из суры «Милосердный»: «Милосердный — Он научил Корану, сотворил человека…»
