Мой дорогой друг, умоляю вас не поддаваться унынию, остерегайтесь, чтобы оно не ослабило вашего прекрасного дарования. Берегите себя, будьте терпеливы, ваше положение изменится к лучшему, поймут несправедливость той суровой меры, которую применили к вам. Ваш долг перед самим собой, перед другими, наконец, перед самой отчизной вашей – не падать духом; не забывайте, что вы – краса нашей расцветающей словесности и что временные невзгоды, жертвою которых вы оказались, не могут повредить вашей писательской славе. Я знаю, что ваша первая ссылка пошла на пользу вашему характеру, что вы теперь уже не такой взбалмошный, опрометчивый. Продолжайте в томже роде, затем питайте больше уважения к религии, – и я не сомневаюсь, что в самом непродолжительном времени вас перестанут держать в проклятой вашей деревне. —
Прощай. Твой друг А.Раевский
21 августа 1824. Александрия близ Белой церкви.
Мой адрес покамест – Киев».
Детали свидетельствуют, что Татьяна – это Елизавета Воронцова, с ведома и при участии которой пишется письмо (в Одессе в кругу общения Раевского и Воронцовой были приняты игровые «псевдонимы»): в частности, речь идет о четырехлетней дочке Воронцовой, которая «говорит… о сумасбродном г-не Пушкине» и, следовательно, находится вместе с ними, в Александрии; неподдельно дружеский, ободряющий тон писем обоих, и Раевского, и Воронцовой, вопреки любым «умозаключениям» свидетельствует о характере взаимоотношений внутри этой троицы – хотя нет сомнений, что Пушкин не избежал влюбленности и в Элизу. Вместе с тем видно, что оба письма продуманны и не так просты, как это кажется на первый взгляд.
В чем скрытый смысл этого совместного письма?
Высылка в Михайловское была для Пушкина жестоким ударом и показала ему, что его положение гораздо хуже и опаснее, чем он мог бы предположить. В письме к мужу от 1 августа 1824 года В.Ф.Вяземская пишет: «Он умоляет тебя не писать ему, дело в том, что один человек оказался скомпрометированным из-за того, что наш друг («он», «наш друг» здесь Пушкин. – В.К. ) написал на чужом письме, обращенном к нему, его адрес, и хотя он с этим человеком совершенно не был знаком, последнего допрашивали о его отношениях с нашим другом. Я уверена, что ты не покинешь его в несчастии, но пиши и изъясняйся в своих письмах так, как если бы ты был его худшим недругом».
Пушкин не дал своего адреса не только Раевскому, и всех, для кого переписка с ним могла быть опасной, он предупредил об этом. Из письма Раевского видно, что Пушкин предупредил и его – письмом или запиской. Раевский с этого и начинает письмо (
