Литературная Газета, 6423 (№ 29/2013) | страница 16



Александр АРСЕНЬЕВ

Наш Маяковский


Я к молодёжи уже давно не отношусь, и поэтому мне нелегко оценить популярность поэтов в современной жизни. Но если судить по тому, что в ряду поминаемых в СМИ персон присутствует кто угодно, от светских львиц до скандальных писателей, но только не мастера поэтического слова, с поэзией, как говорится, в стране напряжёнка. С рифмованным словом, похоже, молодёжь сталкивается в основном в шансонных напевах.

Почти начисто забыты кумиры нашей молодости - от Евтушенко с Вознесенским до Маяковского с Есениным. Что делать, времена настали какие-то совсем не лирические.

Конечно, можно сказать, что Владимир Маяковский подзабыт заслуженно вместе с тем социализмом, который он так неумеренно и громогласно славил. Мол, кому нужно сейчас, например, такое: Товарищ Ленин / я вам докладываю / не по службе, / а по душе. / Товарищ Ленин, / работа адовая / будет / сделана / и делается уже. Или : Мы солнечный / Ленинский социализм / на пашне / советской построим.

Но это один, площадной Маяковский, такие строчки которого, надо сказать, мы не очень-то и любили в своей молодости. Но был и навсегда останется другой Маяковский, гениальный тонкий лирик, которого не забудут не только через 120, а и через 1000 лет после его рождения: " Знаете что, скрипка? / Мы ужасно похожи: / я вот тоже / ору – / а доказать ничего не умею!.. / « Давайте – / будем жить вместе! / А?"

Владимир ЖАРИХИН, заместитель директора Института стран СНГ

Победитель в гонке аэропланов


В 1926 г. Маяковский путешествует по Советской стране с докладами о недавнем посещении Европы и Америки. 10 февраля - Ростов-на-Дону, здание клуба Всероссийского союза административно-советских, общественных и торговых работников (ВСАСОТР). Темы выступления: "Я люблю Нью-Йорк", «Я ненавижу Нью-Йорк», «Гонка аэропланов».

В 1926 г. Николай Кондратьев выдвигает идею экономических циклов: дыхание мира длится 40–60 лет, с фазами подъёма, замедления, обвального кризиса – и скачком к новому технологическому витку. Уклад каждой эпохи формируется быстро, за первые 5–10 лет очередной волны. В этот короткий срок делают изобретения, пишут манифесты и видят сны, которые определят жизнь последующего полувека.

Духовные богатства сохраняются дольше материальных, потому что культура дышит медленнее, чем экономика. Движение поэтического языка подчиняется такому же закону больших периодов. 1730-е годы – реформа стихосложения Ломоносова–Тредиаковского: от московской раёшности силлабического стиха к петербургской академичности силлаботоники. Меньше столетия – и первый поэт, на похороны которого пришёл народ, превращает русский язык во всеобщее достояние. Пушкинская поэзия спускается из дворянского салона в будку станционного смотрителя, крестьянскую избу, разбойничье логово. Опять меньше столетия – и уже молодые скандалисты освобождают язык от оков земного тяготения, дотянувшись до небосвода и расписывая революционными частушками заколоченные врата Небесного Иерусалима.