- Да, и пусть привозят спирт, залакируем. Кстати, утром мне понадобится твоя жидкость для снятия лака – литра полтора.
- Антонио, Антонио!
- Что ты кричишь, Мария?
- Тут такое… такая… тут ужас!
- Ну, что опять случилось?
- Антонио, я посмотрела в зеркало и не узнала себя. Либо я так сильно изменилась за последние два часа, либо в зеркале отражается кто-то другой.
- Гм, пойду, посмотрю… Мария, а ты дура.
- Конечно, Антонио, но при чем здесь это?
- Потому что в зеркале я. Более того, так всегда: когда бы я ни подошел к зеркалу, там всегда я.
- Нет, не в том, в этом.
- Гм, Мария, так ты опять дура. Это не зеркало, это телевизор.
- Да? А я в него смотрелась всю жизнь, и там была я. Почему?
- Потому что он был выключен. И, кстати, ты в третий раз дура, потому что, когда он выключен, там всегда я. Вот, как сейчас.
- Тебе хорошо, ты везде и такой умный, а я нигде и такая дура.
- Да, так устроена жизнь, она несправедлива. Одному все, другому – все остальное. Спи, Мария, а я буду смотреться в телевизор, там сейчас начнется футбол. Или сходи в ванную, посмотри в зеркало, там я утром очень хорошо выглядел.
- Антонио, Антонио!
- Что случилось, Мария, что ты опять кричишь?
- Посмотри, что со мной произошло.
- О, господи! Что это?
- У меня на глазу вскочил ячмень, а в другой меня укусила пчела.
- А почему у тебя все лицо распухло?
- Это аллергия на лекарства от ангины, у меня ведь ангина.
- А почему тогда у тебя нога в гипсе?
- Ну, как же, я же так и заработала ангину – упала в лужу, сломала ногу и пролежала так три часа.
- Да, Мария, не скажешь, что тебе последнее время везет.
- Что теперь со мной будет?
- Это как раз понятно. Ты немедленно уедешь отсюда, и будешь жить где угодно, только не здесь.
- Ты шутишь, Антонио?
- Какие уж тут шутки, посмотри на себя. Ты и раньше-то мне не особенно нравилась, а тут такое…
- Ой, что вы делаете? Стойте, не выносите меня.
- Выносите, выносите, ребята. И не бойтесь ударить ее об угол, она не такая уж хрупкая…
- Мария!
- Да, Антонио?
- Я хочу взять псевдоним, помоги мне выбрать.
- А зачем тебе псевдоним, Антонио?
- Ну, как, у всех великих писателей был псевдоним – у Марка Твена, Максима Горького и Андрея Белого, которого, по-моему, на самом деле звали Саша Черный.
- Но ты же не великий писатель.
- Как это?! А мое письмо к твоей маме, после которого ее хватил инсульт? А жалоба, которую я написал на нашего соседа, этого негодяя Мигеле Ангуло, собаку которого мы отравили? Ею зачитывалось все отделение полиции.
