Там ему очень приглянулся один дом. Трехэтажный, с зеркальными окнами в косой крыше, с полукруглым мраморным крыльцом. Михалыч то и дело ходил смотреть на него, что-то зарисовывал в тетрадку и, наконец, познакомился с хозяином. Филипп Константинович торговал недвижимостью.
— Хотите работать со мной? — спросил симпатичный Филипп, сидя однажды с Михалычем за коньячком. — Дело несложное. Мы находим в центре квартиру, где хозяин — одуванчик подревнее, и делаем ему или ей предложение, от которого он или она не может отказаться. За хорошую сумму старичку надо только подписать некоторые бумаги, которые делают нас его наследниками. Ну а когда он отходит в мир иной, мы продаем площадь и получаем свой законный навар. Я бы положил вам… ну… процентов двенадцать от сделки.
— А старик… он… — Михалыч пытался найти правильные слова, — он… умирает своей смертью?
— Голубчик! — развел руками Филипп Константинович. — Вы за кого же меня принимаете? Неужели я стал бы вас, человека мало знакомого, втягивать в какое-нибудь преступление? Вы же на меня донесете, правда?
Михалыч прямо посмотрел Филиппу в глаза и ответил как на духу:
— Правда.
— Ну вот и чудненько. Вы должны понять одно: все абсолютно в рамках закона. И очень, очень большие деньги. Миллионы. Вы ведь хотите дом вроде моего?
Несколько дней Михалыч, как в том анекдоте, думал — в чем же наколка? И так и не придумал, поняв одно: Филипп — гений.
И покатилось. За пару тысяч долларов редкий старик отказывался оформить завещание. Поиском клиентов занимались другие люди, занимались грамотно: в картотеке Филиппа Константиновича значились только одиночки без единого родственника. Физических лиц во всей цепочке было два: Михалыч да прожженный нотариус, который заверял завещание и вообще ничем не рисковал. Деньги перечислялись со счета на счет безналичными платежами, Филипп выдавал Михалычу в конверте его долю, Михалыч, испытывая глубокое недоверие к банкам, прятал деньги в ячейках автоматических камер хранения на разных вокзалах столицы, постепенно становясь миллионером.
Дом с обсерваторией для умного братишки и зимним садом для мамы рос на глазах. Пока Филипп не призвал однажды Михалыча и не приказал:
— Исчезни, Славик. На месяцок, не больше. Гриб поганый с Остоженки навел на тебя.
— Но Филипп Константиныч, все же в рамках…
— Станислав, не будь дураком. С такой охапкой липовых документов… Один паспорт не меньше пятака потянет. Выйти на тебя, конечно, не просто, но этот лихой одуванчик умудрился тебя сфотографировать. У него, конечно, не все дома: говорит, ты ему угрожал, шантажировал. Говорит, подписал под нажимом. Чуть ли не физическим. Слушай, ляг на дно.
