Вэлери улыбается, стремясь ободрить его и попрактиковаться в разговоре, который, знает она, ей снова и снова придется вести в предстоящие месяцы.
— Он там лежит. Ему уже сделали две операции...
Она неловко умолкает и выдавливает новую улыбку, не зная, что еще сказать.
Тони переступаете ноги на ногу, а затем переставляет солонку и перечницу на соседнем столике.
— Доктор Руссо его хирург?
— Да, — отвечает она, почему-то гордясь этим, как будто их дружеские отношения отражаются и на ее заботе о сыне. Только лучшее для Чарли, думает она.
Тони выжидательно смотрит на Вэлери, поэтому она продолжает, делясь подробностями.
— Одна операция на руке. Другая — на щеке. Сегодня утром.
Она касается своего лица и впервые с того момента, как ушла от Чарли почти два часа назад, испытывает укол тревоги. Она смотрит на свой сотовый, лежащий экраном вверх на столе и настроенный на максимальную громкость, и спрашивает себя, не пропустила ли она каким-то образом звонок от Джейсона. Но экран обнадеживающе пуст, демонстрируя только двухполосное шоссе, извивающееся под голубым небом и пушистыми белыми облаками и исчезающее вдали.
— Что ж, тогда вы уже знаете — доктор Руссо лучший. Вы и ваш сын получили лучшее, — говорит Тони с такой страстью, что Вэлери делается интересно, не общается ли он напрямую с пациентами или их родителями. Ресторатор с уважением продолжает: — И он такой скромный... Но сестры, которые сюда ходят, мне рассказывали о его наградах... о детях, которых он спас... Вы слышали о маленькой девочке, о той, которая попала в авиакатастрофу в Мэне? Ее отец был важной персоной на телевидении. Это было в «Новостях», года два назад.
Вэлери качает головой, понимая, что отныне лишена будет роскоши игнорировать подобные истории.
— Да. Они летели на маленьком одномоторном самолете. Летели на свадьбу... всей семьей... и самолет упал в четверти мили от взлетной полосы, сразу после взлета. Врезался в набережную, и все, кроме той девочки, погибли на месте от ядовитого дыма и ожогов. Пилот, родители, три старших брата девочки. Такая трагедия, — скорбно подытоживает он.
— А девочка? — спрашивает Вэлери.
— Осталась сиротой и без родственников. Но она выжила. Сумела. «Девочка-чудо» называют ее медсестры.
— А насколько серьезные у нее были ожоги? — спрашивает Вэлери, нервно постукивая ногой.
— Серьезные. Очень серьезные. Восемьдесят процентов тела, так примерно.
Вэлери сглатывает, представляя восемьдесят процентов, насколько хуже могло быть с Чарли.
