— Они закончили с нижним… — ответил тот одними губами, но Орест его понял. Лицо Филиппа выглядело до такой степени бескровным, что казалось грубо загримированным под ходячего мертвеца из малобюджетного ужастика. Ореста вдруг охватил такой гнев, что он едва подавил желание врезать кулаком по этому рано обрюзгшему бледному лицу, лицу человека, вместе с которым он провел лучшее время своей жизни, и который теперь, пусть невольно, приволок за собой в его дом беду, как шелудивый пес покрытый репейником хвост. Вместо этого он прошептал:
— Мы уходим.
Фигура, идущая в тумане, выглядит необычно. И движется необычно. Орест выбирается на ровную землю, едва удерживается на краю ямы, но ни на миг не теряет ее из виду, словно фигура может исчезнуть, раствориться в том самом тумане, из которого явилась. Он снимает с перекладины креста фонарь и выключает. Кто бы это ни был, кажется, Орест еще не привлек к себе внимания, хотя фигура и движется почти в его направлении. Орест проводит мысленную прямую и решает, что его шансы остаться незамеченным примерно половина на половину. Если только… Идущий теперь движется в его сторону и чуть замедляется. Если только его уже не заметили, верно?
Темное пространство вокруг наполнено шорохами миллионов падающих на землю капель дождя и шепотом ветра, но Орест все равно может слышать удары собственного сердца. Луна, полная на три четверти, отыскивает случайный разрыв в облачном полотнище неба и подсвечивает укутанную в длинное, будто саван, одеяние фигуру, что идет теперь прямо на него. Движение прерывисто, неверно, словно идущему едва удается сохранять равновесие. Когда между ними остается шагов двадцать, Орест начинается тянуться к лопате, вонзенной в землю слева от него.
«Это здешний Смотритель… Смотритель мертвых, пастух, хранитель их покоя… он заметил тебя, он видит, и он идет…» — звучит в его голове неведомо откуда взявшаяся странная мысль, до того, как темная в длинном одеянии фигура вдруг сгибается, падает на колени и издает череду клокочущих утробных звуков. В следующую секунду Орест понимает, что видит не пастуха мертвых, не призрака или даже самого Жнеца, а всего лишь ксендза. Он видит настоятеля небольшой церквушки, что стоит рядом с кладбищем (которое именуется местными Старым, потому что в Сутеми есть еще одно), того самого, что проводил службу на похоронах Филиппа неделю назад. Безобразно пьяного ксендза. Блюющего ксендза. Всего лишь ксендза, да отстирает его засранную рясу сам апостол Петр и выгладит святой Иуда! — Орест едва не начинает смеяться вслух от облегчения.
