Маша выглядела усталой, но это была все та же красавица Машка, и она, самое главное, похоже, не вернулась к наркотикам. Пожалуй, машины формы стали немного более обтекаемыми, самую малость, еще без намека на полноту, но какие–то килограммы она все же набрала за то время, что мы не виделись. Такой она мне нравилась ничуть не меньше — я ведь помнила бледную и худющую Машу-наркоманку. Поздно ночью мама ушла в свою спальню, а мы с моей подругой еще долго говорили обо всякой всячине, пока я не спросила, когда ей наутро вставать?
— Лучше теперь совсем не ложиться, — ответила Маша, поглядев на висящие напротив нас часы.
— А ты не можешь остаться дома по такому случаю?
— Знаешь, я бы осталась, но есть пара-тройка неотложных дел, — зевнула она. — Придет одна клиентка с Рублевки, и надо утвердить материалы под новую модель.
— Попала ты в колесо, как собака в присказке — пищи, но беги…
— Это точно, — согласилась Маша. — А у тебя не так?
— Не-а, — загадочно улыбнулась я. — Стою на распутье — между колесами. Решаю, какое выбрать.
— А может, вообще не выбирать? — спросила Маша. — Не женское ведь это дело. Выйти замуж и предоставить мужикам заморачивать голову проблемами.
— От колеса не уйдешь, — сказала я не без сожаления. — Семейная жизнь и дети — как раз то самое колесо, из которого труднее всего выбраться. Даже слова «выбор» и «выбираться» имеют один корень, смотри–ка, впервые обращаю внимание на это.
— Вот и я думаю, — согласилась Маша, — романов–то множество, а на привязь как–то не тянет. Может, мы рождены, чтобы быть гетерами?
— Главное в этом деле — научиться различать понятия «гетера» и «блядь».
— Никакого тут нет различия, Сонька. Просто одно слово похабное, а другое вроде как поэтично звучит…
— Врешь, Машка! — убежденно сказала я. — Ты так и не поняла главного отличия: блядей жизнь загибает раком, и они годятся только в подстилки. Гетера же порхает от цветка к цветку и собирает нектар. Она любит жизнь, а жизнь любит ее. Просто надо признать, что седьмая заповедь устарела и не имеет над нами власти. Тогда все получится легко и не в напряг.
— Это что ли заповедь о прелюбодеянии?
— Ну да.
— Ха, — оскалилась Маша, — можно подумать, твоя работа была сродни порханию бабочки, от цветка к цветку, — повторила она мои слова. — Если ты скажешь, что проституция была тебе всегда в радость, я подумаю, что знала раньше какого–то другого человека.
— Если раньше я и делала много вещей против своей воли, — задумалась я вслух, — то это не значит, что мои слова не верны. Просто со временем я понимала все больше о том, как изменять обстоятельства в свою пользу. Для этого, кстати, и училась, да и продолжаю учиться.
