Помогали ему школьное знание немецкого и детское — идиша, который, в сущности, является немецким диалектом. Поэтому Брюхо старался больше общаться с коренными уроженцами Австрии, и вскоре у одного из них купил годовалый «Ауди-8» со спутниковой навигацией, чтобы не заблудиться в своих многочисленных разъездах. Впечатляющий особняк в двадцати километрах к югу от Вены находился на стадии отделки, и мы жили в съемной квартире с окнами прямо на закованный в бетонные плиты Дунай. Несколько раз мы выезжали в Германию к очередным знакомым и друзьям Брюха, с одним из них даже ездили на заброшенную фабрику, которую планировалось приобрести, чтобы открыть в ней развлекательный центр, но от этой идеи Брюхо отказался — слишком масштабные планы реконструкции вряд ли окупились бы в ближайшие несколько лет.
Все это движение было мне интересно, поскольку я надеялась поучаствовать в каком–нибудь из проектов как менеджер и довести его до ума. Ведь я уже доказала свою полезность и надеялась, что Брюхо ценит во мне не только постельные качества, а и деловую хватку. Но пока новая информация переваривалась в его голове, мне все более становилось ясно, что как мать его будущего ребенка я устрою Брюхо намного больше, чем в качестве консильери и топ-менеджера.
Честно говоря, я думала, что Брюхо не захочет отпускать меня в Москву на Новый год. Я осторожно подводила его к этой мысли, жаловалась на то, что два года не видела маму, но оказалось, что я ломлюсь в открытую дверь: он сам купил мне билет в обе стороны сроком на месяц, помог выбрать подарки для матери и сказал, что будет ждать меня в январе.
Мы расстались в венском аэропорту, и вот холодным декабрьским вечером я впервые позвонила в двери собственной очаковской квартиры — от волнения сердце мое выпрыгивало из груди, а голос попросту отказал, когда я бросилась к маме на шею.
Мы пили водку, а потом чай, я смотрела на них обеих — мою без малого пятидесятилетнюю маму и Машу Попову, которой перевалило за тридцать, а они, похоже, точно так же искали изменения во мне. Наверное, самое страшное для людей — видеть то, что на расстоянии произошли необратимые перемены, и рядом с нами уже совсем не те, кого мы привыкли любить и хотели бы видеть рядом с собой всегда.
Слава тебе, Господи, пронесло…
Конечно, они стали немного другими, и мне еще предстояло привыкнуть к этому, но в главном это были именно те люди, которых я надеялась и ждала увидеть. Мама устроилась на неполную рабочую неделю в расположенный неподалеку лицей, платили ей мизер, но на самое необходимое хватало, и она не привела в дом какого–нибудь забулдыгу-отчима, чего я в глубине души боялась.
