— Упала, очнулась — Израиль, — перефразировала я Никулина из «Бриллиантовой руки».
— Ну, почти так…
— Давай теперь про «почти».
— Мне сказали, что я буду работать гувернанткой в русской семье. — Она посмотрела на мое лицо, в котором, видимо, отразилось недоверие. — Я знаю три языка, кроме русского.
— Какие?
— Английский, французский и немецкий.
— Откуда, если не секрет?
— Бабушка научилась говорить по-французски раньше, чем по-русски, а остальные — в гимназии.
— И кто же у нас родители?
— Папа литературовед, мама историк.
Вот оно, подумала я, всегда мечтала подружиться с кем–то из подлинной интеллигенции с дореволюционными корнями. Свершилось, мать-перемать!
— А вмазывалась по-белому, или по-черному? — задушевно спросила я. — Только не гони волну — я эксперт.
— Ну, немного… винтом вообще–то…
Все становилось на свои места: интеллигентная симпатичная девчонка в роли «обезьяны» — какой–то весьма искушенный и циничный негодяй растлил эту пташку и приготовил ее к новому поприщу, решила я и вновь оказалась не права.
В течение следующего часа Изабелла рассказала мне, что в старших классах гимназии потихоньку ширялись почти все, и они проделывали это с ее любимым мальчиком, кроме которого у нее вообще не было мужчин. Даже те, кто предложил ей работу за границей, ни разу не обмолвились о сексе, и она действительно не сомневалась, что едет работать с детьми.
К этому времени у меня уже был такой опыт общения с проститутками и стриптизерками, что щебетание юной питерской пташки вряд ли могло обмануть меня. По всему выходило, что Изабелла говорит правду, и это означало, что мне предстоит нелегкая задача.
— Лохматый, — сказала я, спустившись вниз к его машине. — Там в квартире сидит геморрой.
— Что это значит, Анка?
— Кто–то подсунул тебе проблему, от которой надо срочно избавляться, — сказала я. — Если ты не отошлешь ее в Россию, она не только не сможет нормально работать, но перепортит остальных девчонок и выпьет тебе немало крови. Я бы на твоем месте предъявила тому, кто ее сюда заслал. Первый раз встречаю кого–то, привезенного обманом.
— Мне говорили, что она выделывается, — сказал Лохматый без особой уверенности в голосе. — Может быть, она втянется в процесс?
— А ты пробовал привести ее на точку?
— Ну да…
— И что было?
— Она чуть в обморок не свалилась.
— И чего еще ты ждешь?
— Я думал пристроить ее в «Рандеву» — там ей могло бы понравиться. Все же танцы… а не тупая ебля на конвейере.
— Представь, что скажут Саня и Брюхо, когда услышат ее историю, — улыбнулась я одними губами. — На хрен тебе надо, чтобы тебя отчитывали, как Гриню?
