— Кокс сегодня болтался по городу.
— Праздновал счастливое событие?
— А миссис Кокс никто не видел.
— Да чего вы, черт возьми, хотите? Бедняжка, наверное, еще не встала с постели.
— И Мэгги исчезла. В Париже ее нет, — продолжал Рэндл.
— Куда вы, собственно, клоните?
— Послушайте-ка, тут кроется настоящая тайна, — произнес он с торжественностью, показавшейся мне комичной. — Кокс сегодня не лоснился как масло, а зеленел как травка на весенней лужайке. Вид у него был до смерти перепуганный.
— Не спал ночь, беспокоился за жену.
— Как бы не так! Много он о ней беспокоится, — сказал Рэндл тоном бесконечного презрения. — Я сегодня обошел редакции всех американских газет, какие есть в Париже. Нигде его и в грош не ставят, — один только этот простофиля за всех старается. Я пытался выудить из него, что он знает, наврал, что я старый друг семьи там, у Кокса на родине, хочу послать цветы, поздравить. Ну, может, он и простофиля, но язык за зубами держать умеет, если захочет. Адреса мне не дал и быстро выпроводил меня за дверь. И никто из остальных ребят там, в газете, понятия не имеет, где миссис Кокс. Только один проговорился, что Мэгги вот уже несколько месяцев, как уехала из Парижа. Что вы на это скажете?
— Вот что, Рэндл, у вас от этой «охоты на Кокса» мозги набекрень съехали, — сказал я. — На что вы намекаете? У Кокса встревоженный вид? Вполне естественно. Черт возьми, его жене, наверное, лет тридцать пять — она уже не девочка. Зная его дурацкую слабость к рекламе, миссис Кокс запретила ему сообщать кому бы то ни было, где она сейчас находится. Она не хочет, чтобы к ней ввалилась орава американских репортеров и принялась выпытывать, что она думает насчет материнства в будущем. А если что и было между Коксом и Мэгги, то простое приличие требует, чтобы при данных обстоятельствах она скрылась на время.
— Она уехала из Парижа еще до приезда сюда Офелии, — возразил Рэндл.
— Ну и что же? Она узнала от Кокса о назревающих событиях, — в свою очередь, возразил я. — Вполне понятно, что миссис Кокс в ее положении предпочла пожить в провинции, а когда подошел срок родить, она, само собой, захотела быть вместе с мужем.
Рэндл все так же залпом выпил кружку почти до дна и покачал головой.
— Это еще не все, — сказал он. — Как вы думаете, что сказал мне сегодня один репортер?
— Слухи, информация из вторых рук, — остановил я его. — Вам просто жалко отдавать мне десять франков.
Рэндл вытащил из бумажника новенькую десятифранковую ассигнацию, положил ее на стол и крепко прихлопнул рукой.
