Это известие поразило Рэндла — он, наверное, меньше удивился бы, если бы на улице Риволи вдруг обнаружился новоявленный кратер Везувия.
— Что вы на это скажете? — восклицал он. — Нет, черт возьми, что вы на это скажете?
— Ничего не могу сказать, — ответил я наконец довольно-таки нетерпеливо. — И вы тоже не можете. Но, мне кажется, «гипотеза Рэндла» позорно провалилась.
— Это утка! — заявил он.
— То есть как это утка? Даже Кокс не настолько глуп, чтобы кричать о том, что неизбежно будет опровергнуто.
Рэндл покачал головой.
— Сообразите-ка сами, мой милый, — сказал он. — Кокс порядком поистратился, оплачивая угощенье своего придворного штата, и теперь ему надо всеми правдами и неправдами раздобыть деньжат. Ведь вы знаете, старики всегда умиляются, когда им сообщают, что скоро у них будет внук, так вот, Кокс выкинул всю эту штуку для того, чтобы родственники в Англии подсыпали ему немного на пропитание. Никакого младенца нет и не будет.
— Но позвольте, родители миссис Кокс умерли. Рождение наследника ни у кого особого восторга не вызовет.
— Ну, значит, где-нибудь в Соединенных Штатах объявился пропавший без вести дядя. Держу пари на десять долларов — младенца нет и не будет.
— Десять долларов — это слишком много, — сказал я осторожно. — Но на десять франков я согласен.
— Держу. Хотя в общем вы порядочный скареда. Можете смело отдать мне эти десять франков сейчас же.
— Не спешите, — сказал я. — Если не возражаете, я предпочитаю придерживаться традиционной политики моей родной Англии: поживем — увидим.
Дня через два-три парижские газеты оповестили мир о том, что у Кокса родилась дочь, и верный простофиля, наболтав, как всегда, кучу разного вздора, сообщил, что новорожденную назвали Джульеттой-Изольдой. Я просто глазам своим не поверил — это уже переходило все границы, но на беззащитного младенца и в самом деле обрушили оба этих прославленных и трагических имени. Я тем временем разыскивал Рэндла, чтобы получить свои десять франков и похоронить навеки «гипотезу Рэндла», но никак не мог его найти и разыскал наконец только в одиннадцатом часу вечера в одном из кафе. Выглядел он усталым и раздраженным.
— Привет! Целый день вас ищу, — сказал я, еще издали помахивая газетой. — Как насчет десяти франков?
— Бросьте, — сказал он устало и тут же закричал, — garcon, un formidable![33]
Я знал, что если Рэндл задумал выпить столько пива, значит, он сильно раздосадован и озабочен, и не стал требовать уплаты моих десяти франков. Он выпил залпом чуть не полкружки — знакомый мне прием офицеров американских экспедиционных войск — и заявил:
