Крепкие ладони Канцлера стискивали чуть дрожащие напряженные бедра, жесткие пальцы вдавливались в кожу. Велиар коротко вскрикивал, прогибая спину и царапая плечи брата. Когда его горячая белесая сперма плеснула на голый плоский живот Канцлера, он охнул, хотя редко когда позволял себе издавать звуки во время соития. Велиар плавно опустился рядом, все еще не открывая глаз, тяжело дыша и чуть заметно улыбаясь. Мягкие пальцы скользили по гладкой безволосой груди любовника. Канцлер некоторое время не нарушал золотистой натянутой тишины. Но потом спросил:
— А как его зовут?
— Кого? — Велиар приподнял голову, посмотрев на него немного мутными глазами. Канцлер повернулся к нему, погладив по щеке.
— Того, о ком ты думал. Я знаю тебя слишком хорошо. Даже лучше, чем тебе кажется…
— Это не имеет значения, — не моргнув глазом, сразу же ответил Велиар. Резанул по живому.
От ответа Велиара сжалось сердце. Черт побери, он мог бы и соврать, сказать, что никого, кроме брата, у него нет. Хотя, врать он умел очень плохо. И не считал нужным.
Канцлер знал, что Принц его никогда не любил. Иногда, впрочем, хотелось верить, что это все — лишь смутные догадки, и Велиар на самом деле любит его. Но когда наступало утро, и лихорадка горячей ночи растворялась в лучах солнца, Принц застегивал свой длинный черный френч на все пуговицы, поднимал воротник, словно отгораживаясь от всего мира, и вел себя так, будто общается с Канцлером исключительно на «Вы».
«Не имеет значения»…
Канцлер мягко отстранился от него, дотянувшись до упаковки салфеток и медленно стирая со своего тела его остывшее семя. Велиар приподнялся на локте, изогнувшись грациозно, как пантера, и смотрел на него исподлобья своими пронзительными темными глазами, не произнося ни слова.
— Знаешь, тебе нужно все-таки подумать над своим поведением, — произнес Канцлер ровным и прохладным тоном, — Все-таки, ты Принц.
— Ох, не начинай снова! — отмахнулся Велиар, улыбаясь своей изящной распутной улыбкой и укладываясь на спину, — Ты прекрасно знаешь, что я не имею значения ни для семьи, ни для государства. Я не должен заботиться о лице и о том, чтобы не упасть им в грязь. И могу делать, что хочу.
Он потянулся, бесстыже и колдовски улыбаясь. Потом протянул руку и прикоснулся к спине Канцлера, от чего по коже стрельнуло электричеством.
— Тем более… Тебе же это нравится, Эрц…
— Мне не нравится, что ты путаешься с чернью, — быстро произнес Канцлер, поднимаясь и сразу же принимая свою привычную прямую, как железный стержень, осанку. Он терялся, когда кто-либо называл его по имени. Особенно брат.
