У кагана Руа не было сыновей, и после его смерти гуннами начали править два его племянника — Бледа и Аттила сыновья Мундзука, младшего брата Руа.
Бледа и Аттила были родными по отцу и чужими по матерям. Но не враждовали, как это часто бывает, а с детства жили в согласии и дружбе.
Мундзук, как и каган Руа, жил уже не как простой гунн — в кибитке, а в большой хорошей хате, такой, как у ромеев, и имел он, кроме этих двух сыновей-одногодков, еще много детей. Это был целое детское сборище, и ребята верховодили в нем.
Но однажды Мундзук привел белокурого, голубоглазого парнишку и сказал женам:
— Это гот, сын ромейского магистра конницы Гауденция из Доростола на Дунае, потому что вестготы служат ромеям. С Гауденцием мы заключили мир, а, чтобы ромейские федераты не напали на нас внезапно, взяли этого отрока заложником. Несколько лет жил он у князя союзных нам остготов Алариха, а теперь, когда он подрос, мы из Руа забрали его к себе, чтобы не убежал. Кормите его, берегите, как собственных детей, а Бледа и Аттила пусть стерегут. Большие уже!
И пошел. Жены друг за другом ушли тоже.
Двое подростков-гуннов с интересом рассматривали незнакомца, который был их ровесником и, нахмурившись, из-под рыжеватых бровей поглядывал на них.
— Ты действительно гот? — спросил Аттила — низенький, но крепкий парнишка с большой головой, широким скуластым лицом и маленькими черными глазками.
— Гот, — ответил тот.
— Как же тебя звать?
— Аэций. А тебя?
— Я Етил[24]. А это мой брат Бледа, — низенький показал рукой на такого же чернявого, но более высокого хлопчика. — Где ты научился по-гуннскому говорить?
— А я был пять лет заложником у гуннов — поэтому имел время. Король Аларих приставил ко мне старую женщину-гуннку, чтобы я научился по-вашему.
— А из лука стрелять умеешь?
— Умею.
— Но не так метко, как мы с Бледом, надеюсь. А ну, пойдем на улицу — постреляем! — он схватил колчан со стрелами и два лука.
Он был самонадеян, и в его резком голосе слышалась привычка приказывать.
Отроки вышли на двор, бросили жребий — кому за кем стрелять. Выпало — сначала Бледу, потом Аттиле, а в конце — Аэцию.
На старое толстое дерево повесили небольшой обруч — цель. Отмеряли полсотни шагов.
Бледа надел на левую руку кожаную перчатку, чтобы тугая тетива не ободрала кожу, наложил стрелу на лук.
Он был более хрупок, чем брат и более подвижен. От матери аланки он унаследовал прямой нос и хорошие грустные глаза, а еще — горячность, нетерпеливость.
