Нати пытается успокоить его. Она натирает ему тело уксусом, укутывает в лохмотья, в байковое одеяло, еще более рваное, чем пончо, когда-то купленное в городе. Касиано еле дышит, придавленный тяжелым сном, тяжелее, чем связки дров, которые он таскает на себе.
Влажные глаза Нати смотрят не на Касиано, а поверх него, вдаль. Сверлят тишину, буравят неумолимый мрак плантации. Но нет ничего безмолвнее и чернее ее беды.
Она всматривается в ночь до тех пор, пока у нее не начинает замирать сердце. Потом она уже ничего не чувствует.
Ничего, кроме толчков, которые время от времени сотрясают ее чрево.
13
Неотвязная мысль о побеге созревала в Касиано, подобно лихорадке. Он заразил ею и Нати. В короткие минуты свиданий они пестовали ее, как тайный недуг, который мог оказаться опаснее явного, но был единственной, хоть и неверной надеждой на спасение. По крайней мере, эта болезнь протекала без озноба, без холодного пота, без ломоты в костях и суставах, мучавшей Касиано во время приступов тропической лихорадки. Она, по крайней мере, не выходила наружу. Только постоянное напряжение туманило мозг, жгло глаза, сводило рот и горячило дыхание.
Касиано и Нати пытались уговорить и других бежать с ними. Но народ был очень запуган. Кроме того, люди никак не могли отделаться от недоверия, которое им вначале внушал Касиано, случайно оказавшийся в более сносных условиях. Зачинщик восстания из далекой Коста-Дульсе даже заменял уру. На плантации никогда не знаешь, в какой момент сломят человека, самого что ни на есть стойкого.
— Жена помогла, — поговаривали у него за спиной.
Никто и слушать не хотел о побеге.
Действительно, это была безумная затея. Все, кто желал им добра, пытались отговорить их. Поэтому Касиано и Нати отважились рискнуть одни. Ради ребенка.
«Не хочу, чтоб он родился здесь», — постоянно думал Касиано и твердил это жене.
Нати понимала мужа.
Что касается Хуана Круса Чапарро, он, по всей видимости, решил подождать, — он ведь так и сказал Касиано тогда в лесу. Крус спокойно смотрел, как у Нати растет живот, и больше к ней не приставал. Разве что иногда насмешливо улыбался своим игривым мыслям. Порой даже казалось, что он выкинул ее из головы. А иной раз, зайдя в магазин выпить кружку каньи, он оскорблял Нати, словно ее беременность раздражала его больше, чем жалкий вид проституток, которых он при встрече поносил последними словами.
Касиано и Нати тщательно обдумали малейшие детали побега. Изучили каждое движение надсмотрщиков, всю механику охраны, все существующие дороги, все уловки, к которым, вероятно, понадобится прибегнуть, предполагаемые промахи часовых, присмотрелись, насколько те бдительны. Может, они не очень-то и будут следить за Касиано и Нати. Стоит ли тратить усилия на измотанного лихорадкой мужчину и беременную женщину? Если опытным здоровым людям не удавалось вырваться из этого огромного капкана, окруженного реками, лесами и болотами, то что уж говорить об этих несчастных.
