Его водрузили на самой вершине холма. Соорудили навес из болотницы, похожий на хижину Гаспара, в которой появился на свет деревянный искупитель.
Христос вызвал большие волнения в деревне, и им, вероятно, не скоро пришел бы конец, если бы курия не решила пойти на уступки и дать согласие на благословение деревянного искупителя. Более того, курия просто навязала это благословение против воли Макарио.
— Наш Христос не нуждается в их благословении, — ворчал он, но все-таки вынужден был покориться, потому что раскол укоренился в нем недостаточно глубоко.
16
На холме Итапе впервые отпраздновали страстную пятницу.
Из Асунсьона на торжественное открытие Голгофы приехал один из лучших проповедников того времени Фидель Маис[18]
Вся деревня повалила к холму, чтобы принять участие в священном обряде, который в какой-то мере знаменовал собой победу Макарио и его сторонников.
Проповедник растрогал собравшихся и завоевал их расположение. Голос падре Маиса славился необычайной силой и вместе с тем вкрадчивой мягкостью. Проповедник покорял слушателей еще и тем, что говорил на превосходном гуарани, на котором говорили во времена Монтойи[19]
Он без особого труда убедил жителей Итапе, что сын божий в своем безграничном смирении позволил родиться своему лику в руках прокаженного, так же, как две тысячи лет назад он пожелал родиться в яслях.
— Отныне этот избранный им холм Итапе, — добавил проповедник, — будет называться Tупá-Paпé, ибо стезя господня пролегает по самым смиренным местам и наполняет их благодатью.
Это название — Тупа-Рапе — сохранилось и по сей день; на языке гуарани оно означает «путь бога».
— Я не согласился с проповедником, — рассказывал Макарио. — Зачем понадобилось новое название! Уж если менять, так холм Христа должен называться Куимбаэ-Рапё.
Так он его и называл: «путь человека».
— Потому что человек, дети мои, — говорил Макарио, почти в точности повторяя слова Гаспара, — рождается дважды. Один раз — когда появляется на свет, другой — когда умирает. Он умирает, но остается жить в других, если он делал добро ближнему и при жизни умел забывать о себе. Земля поглотит только его тело, но не память о нем.
Для сына одного из вольноотпущенников повелителя Франсии бессмертие, на которое может надеяться человек, вероятно, в том и заключалось, чтобы отрешиться от себя и продолжать жить в других. Уж если люди объединены в горькой земной доле, то и надежда на искупление должна служить их объединению.
