Комета занимала старика только в связи с историей его прокаженного племянника. Всякий раз Макарио рассказывал эту историю немного иначе. Путал факты, изменял имена, неточно называл время и место действия, как, возможно, это делаю сейчас я. Правда, я еще более неточен, чем выживший из ума старик, который, по крайней мере, был искренен.
Макарио умолкал и замыкался в себе, стоило какой-нибудь женщине затесаться в ряды его слушателей. Он никогда не говорил о Гаспаре в присутствии женщин, а почему — кто его знает. Дряхлый, немощный, он все же немедленно их замечал и погружался а угрюмое молчание. Если он сидел в это время у костра, то сплевывал на пылающие головни, и долго мы ничего не слышали, кроме шипения слюны, а над огнем поднимались желтые облачка пара. Непрошеной гостье поневоле приходилось уйти.
Макарио снова принимался рассказывать о появлении кометы.
Так было и в тот вечер. На тропинке послышалось легкое шарканье удаляющихся женских ног. Макарио поплевал на угли, слюна в очередной раз прошипела, и вновь зазвучал его спокойный надтреснутый голос:
— Он укрылся в урочище и стал там ждать смерти. — Старик помолчал, потом добавил: — А до этого у него появился сын.
— Какой сын, таита? — спросил кто-то.
Старик не ответил, понурился и тяжело вздохнул.
Все мы знали, что у Гаспара Моры не было сыновей. Старик, казалось, раскаивался в своей болтливости, стыдился своей несдержанности.
Он продолжал рассказ, стараясь заставить слушателей забыть его необдуманные слова, и вернулся к тем временам, когда Гаспар еще был здоров и жил в деревне. Вместо уродливой маски, в которую болезнь превратила лицо Гаспара Моры, перед нами вставало смуглое, чистое, худощавое лицо с кроткими светло-зелеными глазами, каким оно, наверно, было в молодости.
Гаспар пропах древесиной — так много он с ней работал. Из самых отдаленных мест приходили покупать у него музыкальные инструменты и за ценой не стояли. Он не был жаден, брал себе лишь деньги, необходимые на покупку материала и всего прочего для работы. Остальное раздавал беднякам, которым жилось хуже, чем ему. Крестьяне Итапе были нищими, а тут еще посевы гибли: то пожар, то град, то саранча. Вот и росли их долги. Гаспар покупал одежду и еду вдовам и сиротам.
— Парни собирались в его мастерской, — говорил Макарио, — смотреть, как он работает. Он наставлял всякого, кто хотел научиться делать инструменты и играть на них. Он построил маленькую школу с резными подпорками для крыши. Я их больше не вижу, но знаю, что они там.
