— Выслушайте меня!
— Отчего вы решили ехать с ним? Ответьте?
— Но отчего вы принуждаете меня отвечать? Я не обязана объяснять вам причины своих поступков.
— Оттого, что я люблю вас, а вы любите меня!
— Ах вот как?
— И не поедете вы с ним сегодня!
— Неужто?
— И никогда больше не будете с ним ездить!
— Сударь, я буду ездить с кем пожелаю!
— Вы едете со мной, Наталия! — властно произнес он.
— Кто вы такой, чтобы мной распоряжаться? Матерь божья! Неужели я раба этого человека?
— Предупреждаю вас, Наталия…
— Вы пугаете меня?
Лицо Наталии, искаженное яростью и зелеными отсветами изумрудов, было совсем близко, и Марио крикнул прямо в это лицо:
— Не смейте ездить с ним!
Каждый из них чувствовал разгоряченное дыхание другого.
— Кто дал вам право мной распоряжаться? Я не подчиняюсь вам, сударь, да и никому другому тоже! Я свободна!
И Наталия расхохоталась, звеня серьгами.
— А я запрещаю вам бывать с ним! — Марио топнул ногой.
— Что ж, попробуйте! — насмешливо бросила Наталия и позвала, сбегая с лестницы: — Эстебан! Подождите, Эстебан! Мы едем с вами, с вами!
Наталия летела, искрясь украшениями, гневом, ненавистью, любовью.
Она не могла успокоиться и в коляске Эстебана, которая увозила ее вместе с обезумевшей от страха теткой. А вслед за ними с грохотом неслась коляска Марио, и толпа, запрудившая улицы, разбегалась, очищая путь бешено мчавшимся упряжкам.
— Быстрей, быстрей, — молила Наталия, прижимая к себе теряющую сознание тетку, — быстрее, Эстебан…
Едва поняв, что за ними погоня, Эстебан прыгнул на облучок и вырвал у кучера вожжи.
Из окошка коляски Наталия видела Марио, закрывавшего собой полнеба, свистящий кнут в его руках, его рвущихся коней, его разметанные кудри, безумие в его глазах. Биение сердца, а не колокола наполняло ее уши таким громким звоном.
— Быстрей! — кричала Наталия; ее швыряло из стороны в сторону. — Быстрей, быстрей…
— И вдруг, — продолжала донья Пепита, — перед ними выросла стена, кони рванули в сторону, ломая дышла, обрывая упряжь, и коляска ударилась о стену… Джози! Что с тобой?
— Значит, она не смогла… так и не смогла…
— Тебе нехорошо?
— Она ничего не смогла сделать! Но она хоть пыталась, а это уже много! Я тоже могу! Я сделаю…
Стиснув треснувшее зеркальце, девушка выпрямилась, освещенная не только блеском драгоценных камней.
— Мама, — ее голос был предельно напряжен, — я должна сказать тебе…
— Что, Джози?
— Я врала тебе, мама.
— Знаю.
— Знаешь?! И доверила мне изумруды?
— Я хотела спасти тебя, Хосефа.
