– Шепчутся, – продолжая подслушивать, тихо сказал бармен уроду.
Тот молча кивнул, достал из кармана пиджака сигареты и закурил, воткнув сигарету в половинку рта. Бармен хихикнул, глядя на него, на то, как забавно выпускал он дым из половинки своего рта.
В туалете, кончив шептаться, девушка сказала Гумбатову:
– Обрызгай лоб водой, как будто вспотел.
– Зачем? – спросил он.
– Пусть думает. Что мы тут трахались, не то он заподозрит… – и она по привычке опять не договорила.
Он сделал, как она просила, и когда они выходили из туалета капли воды стекали у него со лба на лицо.
Они уселись за столик, одновременно мельком бросив взгляды на человека, вновь прикрывшегося газетой.
– Расскажи что-нибудь, – попросила она, чтобы разрядить напряженную обстановку, которая ощущалась ею с болезненной чувствительностью.
Он тоже ощущал дискомфорт, но прежде всего оттого, что она была напряжена и чего-то боялась, и ему захотелось немного разрядить атмосферу.
– Что тебе рассказать? – спросил он, помолчал немного, и не дождавшись ответа, начал, – Под утро, когда Гумбатов пребывал еще в беспокойном своем сне, чудовищная по силе, давно им не испытанная эрекция приподняла на нем одеяло на двадцать один сантиметр над уровнем живота, тощего, впалого, волосатого и пустого гумбатовского живота. Продержавшись минут пять и не найдя себе применения, эрекция медленно пошла на убыль, оставив по себе всего лишь приятные и грустные воспоминания.
– Что это? – спросила она, ничуть не удивившись и не улыбнувшись даже.
– Начало моего нового рассказа. Не нравится?
– Не знаю, – призналась она, – я в этом ничего не понимаю.
– Я тоже, – с сожалением сказал он.
– Как так? – спросила она, – Ничего не понимаешь в том, чем занимаешься?
– А что тут удивительного? У нас полно таких людей. И все они отлично себя чувствуют, и никто им не докажет, что они не знают своего дела.
Она промолчала, о чем-то задумавшись.
– А писать я начал совсем недавно, года три всего, – продолжал он, – в тридцать восемь. Почти как Бальзак. Тебе скучно?
Она смотрела мимо него.
– Он идет к нам, – тихо, со страхом сказала она.
Гумбатов проследил за ее взглядом. Человек с газетой, поднявшись из-за столика, шел в их сторону, но как оказалось не к ним, а в туалет. Вошел, плотно прикрыл за собой дверь. Лицо у него было обычное, немного помятое, как с похмелья, плохо выбритое.
Она, опустив голову, искоса со страхом следила за ним, пока он не скрылся за дверью туалета. Гумбатов наблюдал за ее реакцией, за выражением ее лица, оборачиваться он не хотел и сидел напряженно, ожидая, что посетитель подойдет именно к их столику. Выйдя из туалета, они сели наоборот – он на ее стул, она – на его, и потому, чтобы как раньше наблюдать за уродом, прячущимся за газету, ему теперь надо было резко оборачиваться назад.
