Наполеон. Афоризмы | страница 15

В русской армии я нашел только превосходную регулярную кавалерию; казаки обычно слишком рассредоточены. Пруссаки — плохие солдаты; английская же пехота творила чудеса при Ватерлоо.

Как следствие великих событий, которым я был причиной, никто не удивил меня более, чем когда я увидел Фуше, цареубийцу и законченного революционера, министра Людовика XVIII, и депутата «небывалой» палаты[].

Я всегда считан постыдной для европейских монархов толерантность к существованию варварских государств. Будучи консулом, я общался по этому по воду с английским правительством; я предлагал войска, если они дадут корабли и амуницию.

Фердинанд VII находится у руля власти не благодаря своей храбрости и не по Божьей милости, а лишь по чистой случайности.

Для своих кампаний я очень редко нанимал шпионов; я всегда действовал по наитию; верно угадывал, быстро передвигался, а удача делала все остальное.

Я видал немало людей, которые считали мои указы невыполнимыми; иногда я объяснял, как бы я это сделал, и они признавали, что это проще простого.

В Европе сейчас два типа людей: одни просят привилегий, а другие им отказывают.

Если бы я справился с коалицией, Россия осталась бы столь же чуждой Европе, как Тибетское царство. Таким образом я бы спас мир от нашествия казаков.

Ничто не укрепляет войска более, чем успех.

Храбрецов следует искать не среди тех, кому нечего терять.

Во время своей кампании 1814 года я не единожды думал, что для моих солдат нет ничего невозможного; они увековечили свои имена. Мои злоключения принесли мне славу.

Не роялисты и не разочарованные раз били меня: это сделали вражеские штыки.

История моего правления прославит имя какого-нибудь нового Фукидида.

Человеческий разум еще не настолько зрелый, чтобы правители делали что должно, а подчиненные — что хочется.

Что говорить о логике, когда миром правят штыки и здравый смысл не в справедливости, а в силе.

Общественное мнение когда-нибудь опровергнет софизмы моих клеветников.

Я сделал Бенжамена Константа трибуном, я сместил его, когда он решил сыграть роль оратора: это было названо устранением, и название прижилось. Бенжамен силен в геометрии, по части теорем и заключений; а еще он великий памфлетист.

После памятного 13-го вандемьера я поступился своим республиканством на двадцать четыре часа в Париже, что стало очень назидательным для сторонников Бабефа и миссионеров, исповедующих религию фрюктидора.