В халате и всяческом платье,
Мы их узнавали по жесткой руке,
По крепкому рукопожатью.
Для нас отдаленные материки
Не стоили медной монеты,
Мы ноги расставили, как моряки,
На палубе нашей планеты.
Под дьявольским солнцем, по горло в труде,
В арычной воде по колено,
В полях, и заводах, и вузах —
Везде —
Дерется мое поколенье.
Приметы тогдашней Киргизии в стихах чаще всего носят чисто внешний характер («рябая ярмарка камней», «желтый песок — желтее лупы», «лезет на лошадь пузатым мешком набитый бараний бай» или «там волей Нового завета кочует юрта сельсовета»). Но главное поэт сумел увидеть. Уже в первой книге в полной мере проявляется всегда органичный для него интернационализм: «Поверьте, что Ленин похоже звучит на ста тридцати языках».
Книга названа «Мы входим в Пишпек», — но открывается она разделом «Присяга», куда включены такие стихи-декларации, как «География и война», «Германия», «Разговор по душам», «Молодежь».
Как-то Блок заметил: «Первым и главным признаком того, что данный писатель не есть величина случайная и временная, — является чувство пути». В книге «Мы входим в Пишпек» это чувство не просто угадывается, — можно ощутить, как оно нарастает от стихотворения к стихотворению.
В «Теории относительности» Гитович писал о своей неотделимости от всего происходящего в мире, от «эпохи»:
Окна распахиваются звеня,
И вольный этот рассвет
Потом эпохи идет в меня,
Длинным путем газет,
И каждою стачкой, пролившей кровь,
Восстаньем с той стороны,
И черной работою мастеров
Громкой моей страны,
Которая за окном, за дверьми
Летит дорогой крутой…
Это сказывается на его поэзии: в стихах начинают преобладать живые интонации, ощущается дух времени.
Но период ученичества этой книгой не окончился. В ней еще немало сырых строк, образов, не столько найденных в самостоятельном поиске, сколько сочиненных по-тихоновски. На некоторых стихах можно проследить и влияние Н. Заболоцкого, особенно в тех местах, где неуменье охватить и осмыслить увиденное Гитович пытается скрыть с помощью иронической интонации.
Казалось бы, задача критики состояла в том, чтобы поддержать молодого литератора, помочь ему поскорее уверовать в собственные силы. Ведь в главном — в идейной направленности своей поэзии — он шел верной дорогой. Однако критика тех времен — прежде всего, разумеется, рапповская — часто обрушивалась на поэта. Удивительнее всего, что она казнила его именно за «политические ошибки».
В журнале «Новый мир» № 5 за 1931 год была напечатана рецензия на книгу «Мы входим в Пишпек». Сегодня ее читаешь, как пародию. Но тогда поэту, видимо, было отнюдь не до смеха.
