Откуда она, внезапная тревога? Он упёрся взглядом в стол, пробуя её нащупать в памяти. Что-то он сделал не так, сделал недавно, только что…
— Сергей Георгиевич, мода похожа на айсберг. Мы видим только верхушечку. А что мода рождает? Одно время стали модными белые пряди в волосах. Глупость? Не скажите. В идеале виделся человек много страдавший и переживший. Загар в моде. В идеале — бывал на морях, путешествовал, здоров. Книги собирает ради корешков… В идеале — начитан, интеллектуален. Машинки пишущие все покупают… В идеале — деловой человек, занятой, собранный. Пусть люди идут к своему идеалу. Сегодня корешок стоит, а завтра и книги прочтут. Сегодня машинка стоит, а завтра и роман напечатают.
Рябинин отыскал своё беспокойство: консультировал он вслепую, чего никогда не делал. Не во вред ли ей, Георгию, кому-то? В конце концов, не во вред ли законности…
— Жанна, что совершил ваш Георгий? — перебил её Рябинин непрекословным голосом.
— Его только подозревают.
— В чём?
— В краже, Сергей Георгиевич.
— В краже чего?
— Бриллианта.
— Бриллианта?
— Да, бриллианта, — с вызовом бросила она, прищуривая глаза.
— Алмаза, — тихо и только себе перевёл Рябинин.
Машин поцелуй остался на его губах. Они проплыли всю реку, они вернулись в лагерь, они уже ходили в другие маршруты — уже дикий виноград тёмно посинел и покраснели его листья. А её поцелуй ощущался, точно вчера она прикоснулась своими губами к краешку его губ.
Теперь он чаще бывал в Машиной палатке. Они вместе камералили под приглушённую музыку транзистора, и Рябинин уже отличал Чайковского от Бетховена. Или она рассказывала про алмазы — он уже знал имена почти всех крупных бриллиантов. Или говорила о геологии — он уже знал, что породы бывают кислые, основные и ультраосновные. А его топаз лежал на видном месте, тревожно мерцая.
Последние дни их маршруты шли по сопкам, поросшим плотным мелколесьем ореха и дуба; по осыпям жёлтой щебёнки, которая ползла под ногами куда-то вниз, в омут когтистой зелени. Они так уставали, что вечерами не было сил камералить. Поэтому сидели вместе со всеми у костра, тихонько подтягивая старым и грустным геологическим песням…
Отужинав, Рябинин пошёл к костру, но Маши там не было. Не оказалось её и в палатке. Он стал описывать беспокойные круги, всё дальше удаляясь от лагеря, пока не глянул на сумеречный берег. Там белела крупная одинокая птица. Нет, не птица…
Маша уместилась на плоском обломке кварцита, поджав под себя ноги, лишь кофточка белела. Рябинин подошёл, не решаясь спугнуть её задумчивость.
