— Чего?
— Да ни один вор «в законе» не будет темнить, когда взяли с поличным!
— А, так-растак! — опять разозлился Башаев. — Пиши! В подвале хлеб беру на себя. Пиши: хотел вывезти его и забодать за полсотни любителям-животноводам.
— А первая машина? — вновь вступил в разговор следователь.
— Пиши, и тую беру. Две машины, и с концом.
— Где взяли хлеб, кому продавали, как выехали с завода, кто соучастник?
— Э-э, ребята… Тут я помру, а никого не выдам. Один пойду. Не обидно ль? Сам хлеб не жру, а за него страдаю.
Буханка чёрного хлеба стоит четырнадцать копеек. А это значит: удобрить землю, вспахать, подготовить семена, пробороновать, посеять, вырастить колос, сжать и обмолотить, зерно доставить на элеватор, хранить, с элеватора привезти на мельницу, смолоть, муку привезти на хлебозавод, проделать сложный цикл и выпечь хлеб, готовый хлеб доставить в булочную… Это человеческая сила и время, бензин, электроэнергия, транспорт, машины… И четырнадцать копеек?
Да мне ни один экономист, ни один социолог не докажет, что буханка хлеба должна так мизерно стоить! Пирожное, сладкая фитюлька для баловства оценивается в двадцать две копейки. А вот буханка, которой можно накормить несколько человек, — поди же.
В небольшой комнате, обставленной самым необходимым, двое смотрели телевизор. Она сидела на табуретке, то и дело трогая руками бигуди, словно боялась, что они осыпятся с головы. Он был в выцветшем тренировочном костюме и с газетой на коленях — старое деревянное кресло, собранное из тонких реечек, поскрипывало под ним часто и старомодно.
Экран телевизора иногда рассекала белая прожекторная полоса — тогда она двумя руками ощупывала бигуди, он морщился, а кресло скрипело особенно тягуче.
— Ань, если муж не ест женин обед, то что?
— Пересолен.
Где-то на кухне лилась вода — её однообразный звук вплетался в бормотанье телевизора, как ненавязчивое музыкальное сопровождение.
— Ань, если жена купила мужу, скажем, ботинки, а он отворачивается…
— От жены отворачивается?
— От ботинок.
— Не его размер.
На кухне стукнула форточка — телевизор отозвался на этот стук своей прожекторной полосой. Он поморщился, она ладонями поправила бигуди.
— Ань, а если от мужа пахнет… э-э… ликёрами?
— Значит, выпил.
— Знаю, что выпил. Почему пьёт эти самые ликёры?
— Водку не любит.
Кресло скрипнуло, как скелет костями. Опять звякнула некрепким стеклом форточка. Вода лилась ровным и вечным тоном. Телевизор о чём-то нашёптывал негромко, неубедительно.
