Объяснение этого беспокойства пришло сразу, да оно никуда и не уходило. Допрос технолога… Что-то тогда задело его подступающим прозрением. Подступающим, которое так и не подступило. Что-то она сказала очень важное, тогда им не записанное, как ненужный пустяк. Но без этого пустяка механизм хищения был неполон. Неужели из-за него, из-за пустяка, он и проснулся?
Телефонный звонок, обычно его пугавший, как пугают все ночные звонки, протрещал почти жданно. Он выбежал в переднюю, схватил трубку и глухо спросил:
— Да?
— Ты прав, Сергей, — весело согласился Петельников, будто они только что расстались и за окном не стояла осенняя ночь. — Хлеб принесли.
— Жжёный?
— Жжёный. Башаев.
Всё последнее время рябининский мозг, как выключенный счётчик с застывшими цифрами, держал одну мысль: хлеб горел и при механике. Рябинин сидел в своём кабинете, ехал домой в троллейбусе, ужинал, говорил с женой, шутил с дочкой… А слова технолога стояли перед ним незатухающей рекламой. За этими словами он видел какой-то иной, таинственный смысл, который ему никак не давался, как мудрёная шифровка.
— Где Башаев?
— Сидит передо мной, чихает. Пьян в пастилу.
— Я буду как можно раньше…
Рябинин выпил вторую чашку огненного чая, разгулявшись окончательно. Но всё-таки он пошёл спать, чтобы завтра находиться в силах, нужных для важного допроса. Он ворочался, вздыхал и тёр уже небритый, утренний подбородок. И засыпая, увидел огненные рекламные слова, побежавшие в меркнувшем сознании: хлеб-горел-только-при-механике…
Инспектор вошёл в кабинет энергично и свежо: выбрит до блеска, рубашка с галстучком светятся, волосы после душа ещё влажные… А ведь тоже по ночам не спит.
— Слушай диагноз, — сказал Петельников, прищуриваясь. — Вечером пил чай, ночью пил чай, утром пил чай, днём пил чай. Мышцы не напрягал, пешком не ходил, трусцой не бегал. Так?
— А ты кофий дегтярный пил, — вяло огрызнулся Рябинин.
— Я пробежал три километра, полчаса работал с гирей, принял душ и выпил бутылку сока.
Распахнув свой широкий светлый плащ, инспектор обдал следователя запахом осени и хорошего одеколона. План их работы нарушился — утром Башаева пришлось всё-таки отправить в вытрезвитель. Но время прошло с пользой, ибо инспектор сделал обыски в квартире Башаева и на его рабочем месте — в боксе были найдены несколько буханок хлеба, горелые корки и паяльная лампа. Теперь они ждали водителя, которого везли в прокуратуру протрезвлённого.
— Как там директор? — спросил Рябинин.
