— Многим одного раза хватило.
Невольно всплыли в памяти слова Куки: будто пленника запытали до смерти. Приск содрогнулся.
— Что, проняло? — усмехнулся Валенс.
— Вышел отсюда! — обмирая от собственной смелости, заорал Кука.
Он соскочил с кровати, шагнул навстречу непрошеному гостю. Голос сорвался, зазвенел.
Приск поднялся следом. Малыш заворочался на своей койке, демонстративно спустил ноги — мол, готов встать, если что.
Фирмин повел плечом, Кука отлетел к стене. Приск выхватил из-под матраса заранее спрятанный туда учебный меч. Убить им не убьешь, но приложить можно хорошо. Но ударить Приск не успел — неведомая сила выдернула Фирмина из дверного проема.
— Орк! — только и успел взреветь благодетель Скирона, исчезая где-то в коридоре.
— Фирмин! — раздался голос Валенса. — Ты опять здесь! Сказано: увижу подле новобранцев — изувечу.
И не успел мошенник подняться, как палка центуриона принялась охаживать его спину. Да еще подметкой с гвоздями Валенс добавлял от души. Фирмин только охал, пряча от ударов голову и пах. Потом центурион ухватил легионера за шкирку, выволок из казармы и уже на улице разошелся вовсю. Новобранцы высыпали поглядеть на представление. Ух, как бил Валенс, с оттягом, не жалея спины, так что туника вмиг пошла полосами, в прорехах на коже заалели рубцы.
— Поймаю кого в канабе, в три раза больше получите! — пообещал центурион тиронам, отирая взопревший после экзекуции лоб. — Фирмин, марш за мной! Латрины мыть, а то в третьей центурии понос, все засрали, мерзавцы! Живо! Скирон, присоединяйся. Гляжу, не слишком ты устал, коли в канабу захотелось! Шире шаг! Шире! А то за всю ночь не управитесь.
* * *
К концу лета в лагерь прибыло еще человек сорок новобранцев. Их, в отличие от «славной восьмерки», определили в пятьдесят восьмую центурию, в соседний барак. Так что восьми тиронам очень быстро сделалась ясна вся особость их положения: новобранцев из пятьдесят восьмой тренировали по два ветерана на контуберний, а центурион появлялся лишь для того, чтобы отчитать нерадивых и угостить ударами палки. Зато ветераны не жалели розог, поутру являлись с целым ворохом этого добра, чтобы к вечеру измочалить все до единой о спины молодняка. У многих ссадины нагнаивались и взбухали алыми язвами. Кормили их, правда, не хуже, чем Приска и его друзей, но вечером никто не давал этим ребятам отдыха: являлся либо опцион, либо центурион лично и гнал на работы — до самой темноты.
— Я вот что думаю… — сказал Тиресий Приску как-то вечером, разглядывая парней из соседнего барака. — Валенс назвал нас быками, помнишь…
