Наконец Грант услышал, как заскрипели ступеньки под ногами сестры и Джуда.
Он открыл чуланную дверь и направился к лестнице.
Поднялся наверх.
Пейдж привела в порядок столик в холле второго этажа и вернула лампу на ее место.
Полицейский остановился возле этой лампы.
«Твой мертвый друг лежит в комнате за углом. Можно было бы прикрыть его хотя бы одеялом. Или чем-то еще».
Но он уже слышал звуки, доносившиеся из-за закрытой двери в спальне Пейдж.
Стук деревянного изголовья кровати о стену.
Низкое, задыхающееся бормотание доктора Джуда и сестры.
Мортон невольно отвернулся.
Безысходность.
Тошнота.
Мука.
«Как ты могла так низко пасть, сестренка?»
Он отступил от одной двери и перевел взгляд на другую, первую попавшуюся. Половицы заскрипели под его весом.
«Надо спрятаться».
Стеклянная ручка казалась ледяной на ощупь, и хотя сама она повернулась без всяких усилий, петли заскрипели на весь дом. Перед детективом был узкий чулан для белья – пустые полки, покрытые пылью, – и он понадеялся, что сможет в него втиснуться.
Грант влез в чулан и пригнулся – спиной он уперся в полки. Подняв руку, он с силой притянул к себе дверь, но его корпус не позволил ей закрыться до конца.
Казалось, что темнота только усилила затрудненное дыхание и ритмичное поскрипывание кровати, доносившиеся из спальни.
Звуки, издаваемые Пейдж, как и звуки, издаваемые Джудом, становились все громче.
Мортон как раз поднял пальцы, чтобы заткнуть уши, как в холле три раза мигнула лампа на столе.
На короткое мгновение она вспыхнула как сверхновая.
Достаточно ярко, чтобы ослепить его и залить стены сиянием.
Лампа взорвалась.
И холл погрузился во мрак.
Воздух наполнился резким запахом озона и звоном разлетевшегося стекла.
Грант напрягся, прислушиваясь.
Вокруг стояла мертвая тишина.
Его сетчатка постепенно восстанавливалась после ослепляющей вспышки.
Он стал было открывать дверь, но замер, когда пружины кровати в спальне Пейдж испустили медленный стон.
За которым не последовало никаких шагов.
И никаких голосов.
Дом затаил дыхание, и чем дольше Мортон стоял в чулане с дверью, прижатой к груди, тем труднее ему становилось двигаться. Его охватил страх, многократно усиливающийся с каждой прошедшей секундой. Мышцы свело судорогой. Пот, появившийся на лбу, стекал ему в глаза, и их щипало от соли.
