Обнаженные ритмы | страница 18

4

Негр безгневный,

ты не нужен,

ты как небо

в луже.

Только вдруг

твоя мятежная улыбка

вырастает над тоской бессильной,

как отважный ирис

над трясиной.

Всё равно,

податливый, как глина,

как бы ни был ты смирен и тих,

чудится самой земли мне голос,

если вижу боль в глазах твоих.

МУЛАТКА ТРОПИКОВ

Порой

дробится румба под твоей ногой

и еле-еле

выносят ноги вечное похмелье.

Дохнешь слегка —

и вспыхнут ветра синие шелка.

Наверно, ты из глины бешеной

на солнце обжигающем замешана.

Мулатка, помесь ночи с полднем, пью

в душистом кофе с молоком

воображаемую плоть твою.

Твоей улыбки нож отточен так —

хоть убивай им, хоть кроши табак.

Пройдёшь —

и взгляды целой улицы крадёшь.

над ним гортанный смех твоих марак.

Вдруг словно бы зарёй багряной

зардеется утроба барабана,

и, пьяной бурей ног своих влекома,

ты громкие с него срываешь громы.

Индейский перец — кожа, мёд — душа,

следы твоих укусов мучат сладко.

Не знаю, ты дурна иль хороша,

но ты сидишь во мне, как лихорадка.

АККОРДЕОН

Когда в руках ты зажат,

все тайны сердца расскажешь;

и негры белы среди

твоих неземных пейзажей.

Я не гляжу, как скользят

пальцы твоею гладью;

ах, она так широка,

что вижу её, не глядя.

В просторах клавиатуры

простор твой не умещается.

Негр сожмёт тебя так,

как сердце негра сжимается.

А чрево твоё — муки негра

в нём похоронены, что ли?

Лишь человек порой

корчится так от боли.

Тело твоё из металла

и древесины просушенной,

когда молчишь; но оно,

оно из плоти, когда тебя я слушаю.

Звуками душу из негра

ты вырываешь, наверно,

вздохнёшь — и отнимешь душу

у негра.

Крики твои — словно дыры,

муками выжженные;

и сквозь отверстия эти

я души негров вижу.

Схожи они с богом ночи,

когда сквозь звёздное сито

он смотрит на землю,

чтобы не позабыть её.

ОБНАЖЁННАЯ НЕГРИТЯНКА С БЕЛЬЁМ

Подолгу поёт цикада

летом в прохладе ветвистой.

Тебя же заметив, и вовсе не сможет

остановиться.

Гонят зарю петухи

и кличут ночь, надрываясь,

чтобы не солнцем, а взглядом твоим

наливалась

плодовая завязь.

Сумрак лица твоего

две птицы чёрными чертят крылами.

Ах, твой язык, твой язык —

изжалит сердце его

влажное пламя.

Видишь в повозке негра

на склоне горы?

Песню его выше склона забрасывает

ветра порыв.

Путь в двадцать пять километров

на двадцать станет короче,

лишь он метнет твоё имя

в небо, ждущее ночи.

Так полыхнёт нагота твоя

под взглядом парня смелым,

что можно сигару зажечь

о твоё тело.

Вот и поёт без умолку цикада-

трещотка;

уголь твой не зажжён,

а жжёт как!

Кто знает, зачем поток

тянется к руслам рек?