Габриела слушала мать и начинала понимать, почему мать была теперь куда более элегантной, кокетливой, почему выглядела такой помолодевшей, часто смеялась и курила, вот уж этого отец ей никогда бы не разрешил. Вся ее серьезность улетучилась, даже словарь стал другим, она его несколько расширила и обновила по сравнению с тем, каким пользовалась, когда была сеньорой Косио; но на самом-то деле мать разговаривала не с нею, не с Габриелой, а со своим мужем. Габриела вдруг оказалась своим собственным отцом, она это тоже понимала и чувствовала и вступила с матерью в борьбу, ощутив вдруг неудовольствие, которое вызывали в Рауле уловки супруги, словечки, которых он прежде от нее никогда не слышал, защищенный покровом буржуазной респектабельности, он смотрел на нее с ненавистью и готов был закричать, что она проститутка, бросила его, выставила на посмешище перед немногими друзьями и детей бросила ради любовника, ради мальчишки. Она, как и Рауль, готова была спросить, сколько же продлится ее прекрасный роман, это пошлое увлечение, из — за которого она разбила прочный брак, суливший долгие годы спокойной жизни, тихую старость с загородным домом и двумя замечательными детьми, которые непременно продолжат их род и осчастливят внуками, но, сытая по горло ими обоими, и отцом — примерным чиновником, и матерью, которая каялась в своем легкомыслии, давая дурацкие объяснения: влюбилась с первого взгляда и домогалась, чтобы твой отец женился на мне, предпочла хранить молчание, думая о том, что мать в конце концов права; и в самом деле, что значат многолетние узы по сравнению с минутами истинной физической близости, подлинной страсти, о какой я никогда и не мечтала; что мать теперь так далека от монотонной рутины и никогда не вернется к прежней жизни. «Я себя снова человеком почувствовала, — теперь мать говорила в духе героинь «розовых романов», — я снова нахожу смысл в жизни, делаю то, что следовало делать в юности, мне хорошо, и единственная моя забота — быть счастливой».
Габриела уже позабыла, что ее преследует незнакомец, оторвалась от книги, ища глазами название станции, и вдруг снова увидела сказочного принца, который поехал на метро, чтобы быть с нею, а роскошную машину оставил наверху, принц женится на ней и одним поцелуем расколдует, освободит ее от заклятья работой, скукой и будничной повседневностью. Она глядела на него, и сказочный принц, которого она, как и все женщины на свете, ждала и который превратил ее мать в страшную лягушку, сказал Габриеле: «Привет», приятно и нагло улыбаясь, сказал очень тихо, чтобы никто из пассажиров не услышал. Девушка снова нырнула в книгу, в свое убежище, где можно было укрыться от жадных глаз мужчины, преследующего ее с неотступностью тени или бродячей собаки, которую вы из жалости покормили или приласкали. Габриела склонилась над книгой, потому что глаза сказочного принца вдруг стали глазами убийцы, садиста, избирающего новую жертву и наслаждающегося ее созерцанием, принц превратился в знаменитого преступника, который изучал предмет своих вожделений. Возник неизбежный вопрос: а если это сутенер или, еще того хуже, убийца? Тревожные мысли пронеслись у нее в голове и мгновенно исчезли, потому что с нею был образ Серхио, образ единственного мужчины, которого она любила. Другие юноши прошли, не оставив в ее жизни следа; она „могла припомнить лишь несколько имен, лица двух-трех — и все. Отдалась она Серхио, ни минуты не колеблясь; глупости, вроде той, что она приносит ему в жертву свою невинность, не приходили ей в голову, просто проснулось желание, ей хотелось уйти с ним, и однажды ночью, после собрания, они пошли в гостиницу, и это было совершенно естественно: ничего не нужно было спрашивать, ничего предлагать, они следовали зову природы.
