В духовке была запеченная курица, а на плите стояло картофельное пюре и кукуруза. Я на мгновение забеспокоилась, что это пропадет. Несмотря на все мои тревоги, я продолжала готовить еду. Я накрыла обеденный стол, сложила салфетки и разложила столовое серебро и тарелки. Я остановилась, чтобы не зажечь свечу. Я не собиралась готовить романтический ужин для своего мужчины и его бывшей жены.
Было странно думать о Кеньятте как о «моем мужчине», но я чувствовала себя более связанной с ним с самого начала эксперимента, чем когда-либо в наших отношениях. Я не была уверена, что это значит для наших отношений. Уже несколько недель он был моим Господином. Уже трудно было вспомнить, когда я не была его собственностью, когда я не была рабыней. Я задавалась вопросом, насколько успешно мы сможем возобновить наши обычные роли, когда придет время. Если это время придет.
Кеньятта спустился вниз в халате и черно-белых клетчатых пижамных штанах. Он сел за стол и посмотрел прямо перед собой, избегая зрительного контакта с Анжелой и со мной. Он, казалось, едва заметил, что мы были в одной комнате. Анжела села за стол напротив Кеньятты, но не попыталась поговорить с ним. Она нервно ерзала на стуле, переставляя столовое серебро и пытаясь поймать взгляд Кеньятты. Что бы он ни думал, Анжела знала об этом не больше, чем я, и было ясно, что она не может справиться с этим, находясь в неведении.
Он доел ужин, и я быстро убрала co столa. Когда он посмотрел на меня, в его глазах появилась грусть, которая усилила мое беспокойство до нервного уровня. Он собирался сказать мне, что все это было большой ошибкой? Что эксперимент окончен, и он возвращается к Анжеле? Я хотела спросить его, о чем он так напряженно думал - это убивало меня.
Он повернулся к Анджеле с мрачным выражением лица и велел ей идти наверх.
- Почему?
- Потому что я так сказал.
- Так ты можешь трахать эту рабыню в нашем доме?
- МОЁМ доме, и я буду делать в нем все, что захочу. Ты здесь гость. А теперь иди наверх!
Отчаявшись и явно испугавшись его, Анжела вышла из комнаты, бросив на меня последний ненавистный взгляд, обещавший возмездие. Я никогда раньше не видела Кеньятту таким жестким с ней, никогда бы не подумала, что она одобряет подобное. Я полагаю, что поддалась стереотипу о том, что чернокожие женщины ни от кого не потерпят дерьма. Видеть, как Кеньятта прогоняет ее так прямо, было откровением. Я знала, что Анжела заставит меня страдать из-за этого, но я гораздо больше беспокоилась о том, что терзало мысли Кеньятты.
