в высоту. Никто не сможет увидеть двор сейчас.
Я повернулась, чтобы посмотреть на Кеньятту, когда он открыл дверь внутреннего дворика и вернулся в дом. Он ничего не сказал мне, даже не обернулся на меня. Он без единого слова закрыл раздвижную стеклянную дверь, оставив меня стоять, размышляя, что я должна была делать.
Я хотела спросить его, хочет ли он, чтобы я следовала за ним в дом или ждала его во дворе. Он всегда давал мне инструкции, и теперь без его приказов я была потеряна и растеряна. На мгновение я испугалась, что он бросит меня. Потом я успокоилa себя тем, что если бы он меня выгонял, то раздел бы меня прямо во дворе и вышвырнул на обочину. Это было что-то другое.
Но что?
Освещение внутреннего дворика погасло, затем включился кухонный свет, и через несколько мгновений свет зажегся в спальне Кеньятты. Я все еще не знала, что я должна была делать. Я могла только надеяться, что он вернется, чтобы сказать мне, что делать. Мне было все равно, вернется ли он с кнутом, лишь бы что-нибудь сделал, лишь бы вернулся ко мне.
Был ли в сарае столб для битья? Может быть, Кеньятта вернется и отведет меня в сарай, чтобы хорошенько выпороть кнутом? Но для чего? Я сделала все, что он просил меня сделать сегодня вечером. Я должна была следовать за ним до спальни?
Я не знала, что делать. Я постояла там еще немного, пока в спальне Кеньятты не погас свет. Я все еще думала, что он спустится по лестнице с кнутом, поэтому я осталась стоять там, где он оставил меня, пока не прошло еще пять минут, а он не вернулся. Затем мой собственный страх перед кем-то из соседей, который мог заглянуть за стену и увидеть, что я стою там голая, преодолел меня, и я подошла к сараю и вошла внутрь.
В сарае был грязный пол с большой кучей сена, уложенного в углу, и на нем лежало шерстяное армейское одеяло. Там был камин на дровах и чугунная кастрюля, которую, я предположила, использовали для приготовления пищи. Дыра в земле и ведро с водой в задней части сарая должны были служить моим туалетом. Я огляделась с открытым ртом. Я не могла поверить, что он выгнал меня из дома. Я почти хотела заплакать, прежде чем поняла, что это означало, что с ящиком в подвале покончено. Аукцион символизировал мое прибытие в Америку, и теперь я была в доме моего хозяина. Теперь официально его собственность, официально - рабыня.
Я понятия не имела, какими должны быть мои обязанности. Я сразу поняла, как мало я знала о жизни раба. Почти все мои знания пришли из просмотра мини-сериала
