400 дней угнетения | страница 48
Кеньятта полез в карман куртки за бумажником, и женщина рассмеялась.
- Я просто шучу, Король. Все тебя знают. Сегодня сорок долларов на аукцион. Это благотворительное мероприятие. Если только ты не принес нам что-нибудь на аукцион?
Она протянула руку и распахнула мое пальто так, чтобы мое обнаженное тело было полностью открыто как ее глазам, так и глазам ее большого волосатого подчиненного. Так иногда бывало в этом месте. Как только они узнавали, что ты “нижний”, каждый доминант в этом месте вел себя так, как будто ты принадлежал ему. Я ненавидела это, и я знала, что это беспокоило и Кеньятту. Поэтому я была удивлена, что он ничего не сказал, когда женщина провела руками по моей груди, по моему животу, потянулась и похлопала меня по заднице.
- Она прекрасна. Она обучена?
Ее глаза сузились, когда она увидела ошейник, впивающийся в поврежденную кожу вокруг моего горла. В отличие от аукционов, которые проходили столетия назад, когда рабы прибывали из Африки, мои раны увеличивали цену продажи. Подчинённая, которая уже была обучена уважаемым доминантом, высоко ценилась в сообществе S&M, а Кеньятта, или Король, как они его знали - был очень известным и уважаемым доминантом, который меня обучил.
- Конечно.
- Ммммм, замечательно. Так она на продажу?
- Минимальная ставка должна быть не менее пятисот. Она не похожа на изношенные старые задницы, которые вы, ребята, обычно вытаскиваете на сцену. И она недавно обучена.
Я хотела снова заплакать, наблюдая, как он пишет прозвище, которое он дал мне, в списке аукциона. «Котенок». Мне потребовались все силы, чтобы сдержать слезы.
- За неё, вероятно, дадут вдвое большую сумму. Я могла бы даже сама сделать на нее ставку. Просто иди и поставь ее на сцену. Мы начнем через минуту. Я закрываю дверь в десять часов. Мне не хочется пропустить аукцион. Я спонсирую это дело.
Мы вошли, и я уставилась на знакомую обстановку, которая теперь казалась мне чужой и враждебной. Столб для битья и распятие в центре комнаты, вешалка на стене у окна, кресло дантиста и огромная кровать с балдахином, в два раза больше "California King", стоявшая в дальнем углу, возле которой, казалось, толпилось больше дюжины человек. Все взгляды были устремлены на сцену, где рабов готовили к аукциону. Мое сердце подскочило к горлу, когда Кеньятта повел меня туда, под свет. Он вытолкал меня среди других рабов, а затем сорвал с моих плеч меховую шубу, оставив меня полностью обнаженной и выставленной на всеобщее обозрение под светом софитов. Толпа ахнула, а потом раздались аплодисменты. Я попыталась прикрыться, но Кеньятта приказал мне встать по стойке смирно, и я подчинилась. Затем он велел мне ходить взад и вперед по сцене вместе с другими рабами. И снова я сделала то, что мне было сказано.