Доктор нервно напоминал Аннушке, что это его дом, и он желает получить вкусную и здоровую пищу, а не склизкие белые сосульки (речь о спарже).
Аннушка не теряла надежды, что доктор когда-нибудь образумится — начнет вести себя, как должно образованному человеку, водиться с приличными господами и питаться изысканной, утонченной пищей.
Доктор уверял, что ее надежды беспочвенны, и требовал каши, рыжиков и покоя в собственном доме.
Кончалось по-разному, но совсем не страшно. Даже пугливая Геля понимала, что это не битва, а спарринг, что доктор с кухаркой ругаются не от злости, а для удовольствия.
Наверное, Василий Савельевич видит слишком много чужого горя, и перепалки с Аннушкой — что-то вроде комических интермедий в трагической пьесе. Ну как сцены с шутами-могильщиками в «Гамлете».
После обеда доктор бывало что и дремал час-полтора, но чаще все же раздавался звонок — телефонный или с парадного, — и Василий Савельевич, подхватив саквояж, мчался кого-нибудь спасать.
Дом вздыхал с облегчением.
Нет, Василия Савельевича дома очень любили, более того, все там было устроено так, чтобы он мог спокойно поработать (а Василий Савельевич еще умудрялся готовить доклады для врачебного сообщества и писать статьи в медицинские журналы) или спокойно отдохнуть.
Но на самом деле дом был женским царством и жил вовсе не в резковатом, надсадном ритме телефонных звонков и безотлагательных вызовов, а в своем собственном — нежном, приветливом, ровном. И стоило парадной двери захлопнуться за беспокойным Василием Савельевичем, как дом возвращался к своему размеренному ритму.
Хрустальная, убаюкивающая безмятежность удивляла, потому что дом не был ни ленивым, ни сонным — Аннушка и Аглая Тихоновна ни минуты не сидели без дела, и если бы на Алтын Фархатовну, к примеру, свалилось столько же домашних хлопот, она, наверное, застрелилась бы из пылесоса.
В доме Рындиных никакого пылесоса не было. Пыль с мебели и безделушек смахивали смешной метелочкой из перьев, ковры чистили щетками, а пол мыли шваброй. Раз в неделю приходил мальчишка-полотер, насупленный и дикий, как лесной барсук, и натирал пол мастикой, чтоб блестел.
В доме были черный ход и парадный. Через парадный прибывала «чистая публика», а через черный — как раз доставляли покупки, дрова, лед, приходили дворник, пожарный, почтальон, прачка, полотер, точильщик, лудильщик, слесарь, трубочист, соседские кухарки, горничные и няни. Геля прикинула — если бы дома, в
