И только девочка собралась пнуть ее как следует еще раз, как дверь распахнулась. На пороге стоял Щур с младенцем на руках.
— Это я. Извини. — Геля глупо улыбнулась и сделала ему ручкой. — Можно войти?
Паренек посторонился. Но, судя по всему, визит его вовсе не обрадовал.
— До чего ж вы, барышни, настырные! — сердито сказал он. — Я чего просил? Стороной от меня держаться. Бабку не гневить. А вы, напоперек, в самый шалман приперлись!
— Некогда ссориться. Надо бежать отсюда. По дороге все объясню, — веско, как настоящий секретный агент из голливудского фильма, проговорила Геля.
— Ага. Все бросил и побег, — ответил Щур, как настоящий дурак из голливудского фильма, — такие вечно лезут в подвал под тревожную музыку, а потом их жрут зомби и убивают маньяки, — уселся на табурет и стал кормить ребенка из рожка.
Из ветхих, но чистеньких тряпок высунулись две малюсенькие ручки и жадно вцепились в бутылочку.
— Ой, какой хорошенький! — Геля позабыла обо всем и наклонилась к младенцу.
— Девка. Глядите, какая кралечка! — Голос Щура смягчился. — Наши сегодня на паперти нашли.
— Бедненькая! Ее что же, мама бросила? — возмущенно поинтересовалась Геля.
— Ну, видать, не от хорошей жизни. Вечером бабка в Воспитательный дом снесет, ничего. Авось и выживет деваха, — Щур отнял у малышки рожок, пристроил ее на плечо и стал расхаживать по комнате, похлопывая девочку по спинке и тихонько напевая.
Услышав про бабку, Геля опомнилась:
— Щур, миленький, бежим! Полиция в любой момент может схватить тебя и арестовать.
— С каких дел? — Щур даже остановился от удивления. Малышка тотчас недовольно закряхтела и мяукнула — в точности, как Силы Зла, когда сердились. — Я ж не ворую, фараонам про это ведомо. А ежели они за здорово живешь всю шантрапу арестовывать зачнут, так у них тюряга треснет.
Тогда Геля вдохнула поглубже и одним махом выпалила все, о чем узнала утром.
Щур долго молчал, шагая взад-вперед и механически укачивая малышку.
Наконец сказал, обращаясь вроде бы не к Геле, а к столу и кривым табуреткам:
— Значит, вона как. А говорила мне бабуся, что барышня Рындина — гадюка подколодная. Да я, дурак, не верил.
— Что?! — возмутилась девочка.
— Не кричите. Дите напужается, — медленно произнес Щур и посмотрел прямо на Гелю. Он сильно побледнел, от этого синяки и ссадины на лице выделялись как нарисованные. Желтые глаза пылали гневом.
— По-хорошему, значится, от бабки меня сманить не вышло. Так вы решили по-плохому. Напраслину возводите. Бедную калеку сиротите. Змея как есть, гадина ядовитая… Только шиш вам с маслицем, Аполлинария Васильевна! Бабку я нипочем не кину. Я у ней одна надежа, кровиночка родная…
